Счастье, конечно, наступило. Но и печаль о погибших была велика. Многие годы люди ждали своих мужей, отцов, сыновей. Надеялись, что они ещё вернутся. Кто-то возвращался — из плена, из партизан, из депортаций.

«И моя мать повязалась чёрным платком, — вспоминал Расул Гамзатов. — Не вернулись Магомед и Ахильчи, два

её сына, два моих брата. Не вернулись многие из тех, кого видела мать в своих окнах играющими на Нижней поляне. Не вернулись те, кому гадальщицы предсказывали скорое возвращение. Сто человек не вернулись в наш небольшой аул. Сто тысяч человек не вернулись домой по всему Дагестану».

В стране было много немецких военнопленных. Были они и в Дагестане. Строили здания, работали в разных местах. Дети их сначала забрасывали камнями, потом жалели, бросали еду через проволоку, когда немцы делали им игрушки из дерева, учили своим детским играм и считалкам. Но всё равно пленные оставались фашистами, которые убивали их родных. Немцев потом отпустили.

Война забрала всё. Мужчины были на фронте, невспаханные поля заросли, скотины почти не осталось, к тому же разразилась засуха. В стране снова начались голодные времена. Макуха — жмых, оставшийся от семян, из которых выжали масло, считался почти деликатесом. Продовольственные пайки отменили. Городские жители возделывали огороды, чтобы как-то прокормиться. Повсюду бродили нищие, воровство стало обыденностью. В блокадном Ленинграде людям, находившим силы посещать библиотеки, чтение помогало выжить. Творчество, литература многим придавали силы превозмогать лишения и теперь. Но главной духовной опорой оставалась доставшаяся дорогой ценой великая победа.

В последний год войны Расул Гамзатов написал поэму «Дети Краснодона» о героях подпольной организации «Молодая гвардия». Илья Сельвинский, широко известный поэт и драматург, побывавший и под огнём критики, и под огнём фашистов на фронте, перевёл её на русский язык.

Это была первая поэма Расула Гамзатова, в которой он по-настоящему прикоснулся к этому поэтическому жанру. Как обычно бывает в таких случаях, поэма не лишена некоторых огрехов, несколько схематична, зато в ней кипели чувства, она была исполнена болью и сопереживанием юными героями.

Гамзатов мечтал показать её мастеру, мнение которого было для него особенно важно. Но Капиева к тому времени уже не было в живых. Он скончался в госпитале Пятигорска, после тяжёлой операции.

Гамзат посвятил Эффенди Капиеву стихотворение:

Наставника рядом не было, но совет Капиева Расул Гамзатов помнил: ему нужно учиться.

Летом 1945 года Расул Гамзатов отправился в Москву поступать в Литературный институт.

В душе он считал себя уже состоявшимся поэтом, членский билет Союза писателей вроде бы тоже это подтверждал. Да и сомнения одолевали — чему его там научат, чему не может научить отец — Гамзат Цадаса?

Москва Гамзатова ошеломила. Он гулял по её широким проспектам, ещё не избавившимся от примет войны и напоминавшим то, о чём писал Цадаса после первого приезда в столицу.

Приёмная комиссия Литературного института походила на мобилизационный и демобилизационный пункт одновременно: среди абитуриентов были юноши и девушки, явно не нюхавшие пороха, и были ветераны — кто на костылях, кто с тростью, кто с другими ранами, не видными под одеждой. У многих были боевые ордена и медали.

«Собственно говоря, в институт поступать мне не хотелось, — вспоминал Расул Гамзатов, — я просто мечтал повидать Москву, а потом вернуться домой. Но директор института Фёдор Васильевич Гладков, хотя и видел, что я плохо владею русским языком, а написанный мною диктант стал таким пёстрым от карандашных поправок, что казалось, будто на нём дрались воробьи, всё же написал мою фамилию среди принятых».

Поначалу Расул жил у друзей отца, а после поступления поселился в общежитии Литературного института, располагавшемся в том же здании, в подвале.