Но пока остаётся хоть крупица, нужно ею воспользоваться. Попытаться снова вырваться отсюда. Только теперь я буду хитрее. КПП не подходит. Наверняка есть ещё проходы, территория Анклава большая, одним не обойтись, должно быть несколько, но все они под надёжной охраной. Так что наиболее подходящий вариант — через забор. Снять часового на вышке, перепрыгнуть, дальше ров и, возможно, минные заграждения, как в Квартирнике. Со всем этим я справлюсь. Осталась самая малость — добраться до ключей, чтобы снять кандалы.

Шум в проходе затих, я выждал несколько минут, подошёл к решётке и позвал:

— Эй, начальник, оправиться бы.

— Я тебе штаны не держу, оправляйся.

— Мешок сними.

— А ты на ощупь. По звуку. Но если промажешь, языком вылизывать будешь.

Пёс. Ладно, попробуем с другой стороны.

Я лёг на нары, постарался сделать это как можно громче, да ещё высказался, дескать, какие они жёсткие, могли бы и подстелить что-нибудь.

Ноль реакции. У охраны чёткий приказ — не подходить ни под каким предлогом. Если это так, то и снаружи стоит наряд. Всё, приплыли, мне отсюда не выбраться.

Утром решётка открылась, вошли сразу несколько человек. Сдёрнули мешок. Один оттянул мне веко.

— Чисто.

Разумеется, чисто. Последний наногранд в крови растворился ещё ночью, я сразу почувствовал это. Стало по-настоящему тоскливо. От ощущения беспомощности засосало под ложечкой. Мне определённо нужна новая доза, чтобы вновь испытать прежнюю силу, благодушно воспринимая хлипкость всех прочих передо мной. Это как наваждение: безудержная власть над чужой жизнью. Единственный минус, я не умею пользоваться своими преимуществами так, как это делает примас, и не умею сохранять хладнокровие. И уже не факт, что научусь.

— Выводите.

Кандалы с меня сняли, оставили только наручники, хотя могли снять и их, я больше не опасен. Волоком потащили к выходу. Ту же самую процедуру повторили ещё с одним арестантом. Перед штабом стояла тентованная платформа. Нас побросали в неё как мешки с мусором, следом влезли двое конвоиров с автоматами, сели у заднего борта.

Кажется, я оказался прав в своих подозрениях: моё время пришло. Не знаю, что они задумали, но вряд ли что-нибудь обычное. Для обычного могли просто придушить в камере, сказать, что повесился, и закрыть дело. Даже если конторщики придерутся, всегда будет оправдание: мы его не трогали, он сам. А сейчас предложат выбор, например, посадить на кол, поджарить на костре, четвертовать. Что я предпочитаю? Или закопают живьём, а на могилке посадят дерево, и уже никто не догадается, что на этом месте произошло на самом деле.

Платформа объехала штаб и направилась в противоположную от КПП сторону. Здесь я тоже угадал, в Анклаве несколько выходов. Мелькнули ворота, часовой, блокпост. Дорога за периметром не асфальтированная, а грунтовая. По обе стороны потянулись поля. Я привстал с места. Капуста, морковь, свекла. Меж гребней виднелись согбенные спины, по краям стояли лабазы с охраной на случай появления тварей. Наташка Куманцева заботилась о своих людях: и кормила, и охраняла, и мстила.

За рекой ничего подобного уже не было, просто луговина с густыми берёзовыми и осиновыми околками. Да и река одно лишь название. Платформа переехала её вброд, не замочив ступиц.

Некоторое время я разглядывал попутчиков. Конвоиры обыкновенные солдаты в застиранных гимнастёрках. В руках винтовки, через плечо подсумки с запасными обоймами. Мой собрат по несчастью выглядел их точной копией, только без оружия. Все собранные, молчаливые, заранее готовые ко всему, что их ожидает.

Я подмигнул арестанту:

— За что взяли, друг?

Он посмотрел на меня как на пустое место и отвернулся.

— Не хочешь говорить, не говори.

Платформа подпрыгнула на кочке. Меня мотнуло, я плечом задел конвоира и мгновенно получил прикладом по рёбрам. Да что ж вы все в одно место…

— Назад! Быстро!

Конвоиры направили на меня оружие, один ткнул стволом в грудь. Я отодвинулся.

— Ладно, ладно. Нервные вы какие-то. Это ж просто кочка была. А на счёт «назад»… Если рассматривать платформу с точки зрения технического устройства, то ваше назад — это её перёд. Вы должны были сказать: вперёд. То есть… Хотя кому я это объясняю.

Платформа поднялась на бугор и остановилась. Нас вытолкали из кузова, поставили на колени. Под горкой колыхалось поле крапивницы. Видимо, то самое, куда собирался Старшина. Большое. С северной стороны оно было ограничено оврагом, зато с южной тянулось до самого горизонта. Сколько глаз мог охватить, везде томилось под лучами восходящего солнца голубовато-зелёное море соцветий, из которого местами выкарабкивались кривоватые сосны. Внучок Демидыча говорил, что это поле меньше того, что за Развалом. Даже боюсь подумать, какое поле там.

Подъехал броневик, из него вышли шестеро бойцов, снаряжённые не хуже штурмовиков Мёрзлого. Получается, у редбулей тоже есть свои элитные подразделения, только если у штурмовиков отличительной чертой являлись тактические маски с волчьими мордами, то у этих — металлические шевроны в виде гвардейского знака.

Последней вышла штаб-звеньевая. В мою сторону не смотрела намеренно, хотя ежу понятно, что здесь она ради меня. Сделала отметку в планшете и произнесла громко:

— Начинайте.