Иван приготовился к обороне, сейчас он решил не даваться. Кому хочется заработать ещё одну дырку в своём теле? И как только Гхор направил на него заострённый конец, он вырвал палку из его рук, чего начальник охраны Подарков, пожалуй, даже не заметил. Он лишь взмахнул освободившейся рукой, что-то прокричал, и караван засуетился и через минуту выступил в дорогу.

— Говорят, — спустя ещё полчаса начал Элам размеренно и спокойно, точно ничего и не было, — что Подарки распределяют не по правилам. И сейчас всё зависит от Гхора. Как он скажет, так и будет. Напель была Предпоследним Подарком. Первый сейчас думает и боится, что Гхор сделает его Предпоследним.

— Чего же он боится? — живо спросил Иван с надеждой разобраться, в конце концов, с назначением и иерархией Подарков, и кому они предназначены.

Элам не оправдал его надежд.

— Люди, — наставительно и со значением сказал он и для пущей важности показал Ивану пухлый указательный палец, — всегда чего-нибудь боятся. Особенно, когда что-то меняется в установленном порядке. И Первый, естественно, боится. А как же иначе?.. Эх-хе-хе… Жаль, что ты ничего не боишься, а то бы…

— Да почему я должен бояться, коль уже сижу в клетке? Подумай сам.

— Ну и что, что в клетке, а бояться надо.

— Да у тебя, смотрю, философия. Знаешь, у нас есть анекдот… Ты знаешь, что такое анекдот?.. Хорошо. Так вот, ведут двоих на расстрел. Один другому говорит, мол, давай убежим. А тот у него спрашивает: — А хуже не будет? Так чего мне бояться или этому, Первому? Всё одно.

Элам удивлённо вскинул бесцветные брови и с каким-то новым выражением круглого лица посмотрел на Толкачёва.

«Пиквик, — подумал Иван. — Он же похож на мистера Пиквика. Только у него интересы другие».

— Я тебя убедил?

Элам качнул головой, будто бы согласился, но тут же высказал нечто противоположное:

— Э-э… Всё это слова, первопредок. А страшно и так и эдак.

— Философия… — невесело резюмировал Иван и закрыл тему, присев отдохнуть.

День прошёл спокойно. Элам выдал очередную тилю, Иван через силу съел её: аппетита не было никакого. Правда, и отвращения к еде он не испытывал. На дороге времени невозмутимо дежурил Хем. Коляска катилась без шума и встряски. Иван дремал, разговаривал с Эламом Шестым, вяло думал о мелочах. В голове курился туман с тенями и глупостями. Вечерний привал застал его спящим.

Темнота настоящая, в которой, как известно, черти водятся, ещё не наступила, а к Ивану с двух сторон приблизились некто на них похожие. Слева, где располагались Эламы (сопроводители почему-то держались только этой стороны), вновь засветилось вчерашнее лицо под капюшоном. А справа кто-то маленький, сухенький, похожий на пятилетнего ребёнка, всунулся сквозь перекладины головой и внезапно заговорил голосом Напель. Иван не ожидал такого и не совсем вник в сказанное малюткой, хотя услышанное запомнил дословно. А сказано было следующее:

— Ваня, твоя дорога времени и дорога, по которой тебя везут, ведут к Поясу Закрытых Веков… Хем в горы недоступности твоих дорог ходьбы не пойдёт… Появись там, внутри Пояса, и я найду тебя…

Карлика не стало прежде, чем Иван намерился ухватить его за шиворот и вытряхнуть из него что-нибудь более определённое о Напель и месте её нахождения.

— Первопредок! — вопил Элам. — Опять этот! А-а-а!..

— Гони его!

— Да-а-а…

— Огонь! — надвинулся капюшон, ярче засветилось грозное бровастое лицо незнакомца. Он утверждал: — У тебя ведь есть огонь!

— Нет у меня ничего! — крикнул ему в лицо Иван, намереваясь изловчиться и достать до него носком сапога. — Пошёл отсюда!

— Огонь!

Крючковатые пальцы цепко ухватились за штанину Ивана и потянули на себя. Глаза безумца горели пламенем и обжигали не защищённую одеждой кожу ходока. Иван сопротивлялся, пытался вырваться и осуществить свою задумку — стукнуть его так, чтобы тот больше не приставал со своим бредовым словом, но незнакомец держал его крепко.

— Огонь!

— Да катись ты! — безуспешно отбивался Толкачёв.

Не удержался на ногах и упал. На него свалилась палка, отнятая у Гхора и поставленная вдоль перекладин клетки. Иван схватил её и ткнул в сторону полыхающего видения.

Раздался не вопль боли. Раздался страшный треск. Палка вспыхнула вся сразу, от неё полетели искры как от бенгальского огня. Пришлось её спешно отбрасывать подальше от клетки. А незнакомец, на удивление поражённому Ивану, взорвался подобно взрывпакету. Яркие огоньки разлетелись во все стороны, жёлтые языки пламени пожирали подкинутую вверх накидку с капюшоном, теперь горящей птицей падающую вниз.