— А потом? — спросил Михаил.

— А там проберемся в Австрию или в Италию. Не все ли равно, где воевать.

Михаил посоветовался с товарищами. Все были за то, чтобы идти на станцию.

На станции было темно. Швейцария не зажигала ночью ни одного огня. Перепрыгивая через рельсы, партизаны побежали к поезду. Не знали, куда он идет, скоро ли он тронется и пойдет ли отсюда вообще. Помнили одно: поскорее сесть в молчаливые, спокойные вагоны, почувствовать под собой колеса!

Пассажиров не было видно. Наверно, на этой пограничной станции редко кто садился в поезд, да к тому же еще в такую глухую ночь. Итальянец, который бежал первым, хотел прыгнуть в крайний вагон, но пан Дулькевич, заметив в середине поезда вагон-люкс, потащил Бенедетти туда.

— Назло судьбе хочу хоть проехать с комфортом, пся кошчь!

Поезд еще раз крикнул глухо и грустно, какая-то сила легко толкнула вагоны и покатила их все быстрее и быстрее.

Пиппо потрогал круглую ручку двери. Она была заперта. Люди в коридоре не показывались. Может, в этом вагоне вообще нет ни одного пассажира? А они будут жаться в тамбуре. С ними женщина, ей нужен отдых.

— Держи автомат.— Пиппо быстро сбросил шинель, расправил ее на стекле двери. Раздалось глухое «бам», и полированное стекло распалось на мелкие осколки.

— За мной! — шепнул итальянец, прыгая в коридор.

Через минуту все были уже там. Мягкая ковровая дорожка скрадывала шум шагов. Звуки голосов тонули в железном скрежете колес. Но Пиппо теперь и не заботился о тишине. Он по очереди пробовал двери купе и, убеждаясь, что все заперты, ругался так громко, что его можно было услышать на другом конце вагона.

— Пиппо,— позвал его Михаил,— оставь, доедем и так. Здесь, наверно, никого нет. Сиди, пока нас не накрыл проводник.

Но Бенедетти уже наткнулся на то, чего они больше всего боялись. За одной из дверей послышался голос, шорох, дверь откатилась, и из купе выглянула голова.

Человек быстро оглядел узкий коридор, заприметил в нем неизвестных людей, задержал взгляд на лице Дорис и поскорей исчез за дверью. Щелкнул замок. Пиппо отскочил. Дорис испуганно прижала руки к груди.

Теперь оставалось ждать, что сделает швейцарец. Нажмет на кнопку звонка и вызовет кого-нибудь из поездной прислуги? Остановит поезд стоп-краном? Выпрыгнет из окна? К счастью, ничего этого не произошло. Снова щелкнул замок, и из купе вышел высокий тщательно причесанный господин в черном вечернем костюме, в белом накрахмаленном воротничке, с маленькой черной бабочкой галстука и с белыми накрахмаленными манжетами.

Господин вежливо поклонился, еще раз пробежал пытливыми глазами по лицам людей, что кучкой стояли в коридоре, неумелым движением сунул руку в карман, выхватил оттуда большой бумажник крокодиловой кожи и высыпал из него на ладонь с десяток маленьких белых карточек.

— Разрешите отрекомендоваться, — старательно выговаривая немецкие слова, сказал он и сунул каждому в руки твердую карточку.

Михаил взглянул на нее. Три строчки черного типографского шрифта:

«Готфрид Лейтхольд, редактор «Цюрхер Цейтунг».

— Очень приятно, — сказал Михаил. — Рады познакомиться с журналистом нейтральной страны.

— Кто вы? — быстро спросил Лейтхольд.

— Выброшенные из войны.

— Куда идете?

— В войну.

— Вы не немцы?

— Нет, мы представители разных национальностей. Наш партизанский отряд называется «Сталинград».

— Это прекрасная информация для моей газеты! Вы слышали о нашей газете?

— К сожалению, нет.

— «Цюрхер Цейтунг» уже двадцать лет выходит каждый день на тридцати страницах, по три выпуска в день. Девяносто страниц для самой свежей информации, представляете? Информация о вашем отряде будет сенсацией для всей Швейцарии.

— Очевидно, вашей газете придется немного обождать с этой информацией.

— Почему? Я сейчас еду в Давос. Оттуда телефонирую в Цюрих.

— К сожалению, вы этого не сделаете. Вернее, не сделаете так быстро, как думаете.

— Не понимаю вас.

— Вы поедете с нами.

— И как далеко, позвольте поинтересоваться? Может, вы и меня, гражданина нейтральной страны, потащите в войну?

— Нет, вы пойдете с нами до границы.

— Мы только что отъехали от нее.

— До австрийской границы.

— Это невозможно! Австрия — это же Германия!

— Тогда — до итальянской.

— Это очень далеко. У меня редакционное задание. Я должен сойти в Давосе.

— А мы не можем вас отпустить. Как только кто-нибудь дознается, где мы и куда идем, на нас немедленно откроют охоту. В лучшем случае нас интернируют. А нам надо еще биться с фашистами, а не сидеть за проволокой. В худшем случае нас могут выдать немцам. Это уже совсем плохо.

— Вас никто никому не выдаст, заверяю! Кроме того, не надо бояться газеты. Она может даже выступить в вашу защиту.