Серые муравьи забегали, засуетились, к ним присоединились еще несколько — выползли из каких-то нор, из-под земли. И вот уже неподалеку от ракеты застыли три шеренги неподвижных фигур. Прозвучала команда. Капитан поспешил навстречу генералу, чтобы провести его сквозь скрытый проход в колючей изгороди. Партизаны с оружием наготове проскочили мимо ошеломленного офицера, чтобы захватить солдат, пока они не опомнились. Строй стоял неподвижно. Но вот от шеренг отделилась одинокая фигура и с криком: «Нас предали! К оружию!» — бросилась к одной из нор. Выстрел Клифтона Честера пришил эсэсовца к бетону. Шеренги возле ракеты рассыпались, все смешалось там, раздались выкрики, ругань. И тогда в бароне фон Кюммеле проснулся группенфюрер СС.

— Солдаты! — закричал он, отскакивая от Михаила и Юджина. — Немецкие солдаты! Слушайте меня! Беритесь за...

Многословие помешало барону фон Кюммелю. Юджин выстрелил, и никто так и не понял, к чему же призывал группенфюрер своих эсэсовцев.

— Зачем вы это сделали? — воскликнул Михаил, в то же время направляя пистолет на капитана, который растерянно посматривал то на своих солдат, то на партизан.

Капитан поднял руки. Американец ловко отцепил у него с пояса пистолет и бросился в ту кашу, что заварилась около ракеты. Но там уже был наведен порядок. Обезоруженные эсэсовцы, прижатые к неподвижной ракете, стояли тихо, покорно. Партизаны, направив на них автоматы, ждали распоряжений своего командира. Пиппо доложил о том, что он нашел и перерезал кабель полевой связи.

— Юджин и Пиппо, — сказал Михаил, подходя вместе с капитаном, — осмотрите казематы, очистите один из них от оружия и амуниции и заприте туда пленных. С капитаном мы поговорим отдельно.

Немецкий офицер спокойно стоял рядом и не вмешивался в разговор, словно не он минуту тому назад безраздельно распоряжался всеми здешними владениями.

— Можете провести нас на свой командный пункт? — спросил его Михаил, когда группу эсэсовцев заперли в одном из подземелий и Клифтон Честер встал у дверей на часах.

— Пожалуйста, — просто сказал капитан и пошел вперед.

Пункт управления ракетой находился вблизи площадки, глубоко под землей, за толстыми бетонными стенами. Матовые электрические лампы мягко освещали тихую комнату. Кресло-вертушка вроде тех, что бывают на кораблях в офицерских кают-компаниях, поблескивало темной кожей возле узенького столика, уставленного приборами. Большая карта Европы висела на одной стене, на другой красовался портрет Гитлера. Перекосив черный рот, фюрер показывал куда-то рукой, длинной и хищной. Михаил подошел к карте. Красные колючие стрелы, жадные как рука Гитлера, тянулись от Голландии к Британским островам и втыкались своими жалами в одну точку — в Лондон.

— Направление ракетного удара? — командир повернулся к немцу.

Тот пожал плечами:

— К чему ставить риторические вопросы?

Он чувствовал себя здесь по-домашнему. Сбросил мокрую шинель и повесил ее возле дверей на крючок, сверху нацепил фуражку.

— Пожалуйста, — развел он руками. — Будьте как дома. Раздевайтесь. Садитесь. К вашим услугам. Капитан доктор Либих.

— Ну, а мы — партизаны, — сказал Михаил.

— Стало быть, — капитан нерешительно мял в руке сигарету, — стало быть, вы...

— Стало быть, мы захватили вашу ракетную базу, чтобы уничтожить ее и по заслугам наказать людей, которые обеспечили ее работу, — пришел ему на помощь Михаил.

— Я вас не совсем понимаю, — вежливо проговорил капитан.

Он был высокий, худой и хоть еще совсем не старый, но с большими залысинами на высоком крутом лбу. Михаила удивило, что капитан был в форме немецких инженерных войск, в то время как все здесь, даже железнодорожная прислуга, носили эсэсовские мундиры.

— Скажите, — вместо ответа спросил Михаил, — почему вы не в эсэсовской форме? И пожалуйста, садитесь. Беседа будет долгая.

— Потому что я не эсэсовец, — ответил Либих.

— Позвольте поинтересоваться, почему именно?

— Очевидно, по той же причине, что и доктор Вернер фон Браун.

— Кто такой Вернер фон Браун?

— А вы не знаете? — капитан настороженно взглянул на Михаила. Он понял, что сказал, должно быть, лишнее, но сразу же махнул рукой: его положение трудно было бы ухудшить.— Доктор Вернер фон Браун — главный конструктор нашей ракеты.

— Это какой-нибудь старый ученый?

— Ему двадцать восемь лет. Такого ученого могла дать только немецкая нация. Он с восемнадцати лет работает над ракетами — и вот результат.

— Не кажется ли вам, что вы оскорбляете немецкую нацию? — спросил Скиба.

— То есть?

— Утверждая, что изобретение варварской ракеты — это ее гордость.

— Я сам ученый и хорошо понимаю, что такое ракетная техника. Это завтрашний день нашего прогресса.

— Ракеты, но без взрывчатки, — сказал Михаил.— Наши ученые давно работают над ракетами, Советский Союз их родина. Мы дали миру Циолковского.

— Это верно, но верно и то, что все великие изобретения в цивилизованном мире неразрывно связываются с войной,— вздохнул капитан. — Во время войны все замыкается в кругу практического применения. Кроме того, во время войны мы наблюдаем готовность народа до минимума сократить потребление, пожертвовать львиную долю социального продукта. В результате правительство имеет возможность бросить на ту или иную научную работу наибольшие средства.