— Я, мама, воюю больше на танке. Сидишь или лежишь себе, что твой кум королю, — засмеялся Никифор, подбадривая мать.

— А может, вы еще немного побудете? — Маланке Омельяновне было обидно, что сын так быстро покидает родное подворье.

— Нет, нам пора, мамаша, — сказал Майборский. — А древесину вам привезут.

Никифор обнял мать.

— Возьмем Киев, я вернусь с хлопцами-танкистами, и поставим хату за один день! Правда же, товарищ комбриг?

— Верно! Если не танкисты, так сельчане поставят хату матери двух сыновей-воинов и мужа-солдата.

К подворью подъехал «бантам». Шофер доложил:

— Приказ выполнен. Капитан Тернистый запряг танк старшего сержанта Нетудыхаты. Нашли цепи, веревки и подались на лесоразработки.

Маланка Омельяновна метнулась в курень, вынесла вышитый рушник.

— Это вам, Виктор Петрович! Нашим освободителям… Еще девкой когда-то вышивала. Возьмите в знак такого счастливого дня.

— О, вы настоящая художница! — воскликнул Майборский. — Такая красивая вышивка!

— Пусть вам везет в будущих боях…

Комбриг прижал к груди Маланку Омельяновну. Подумал: «Обнять бы вот так родную мать. Когда это случится? Да и случится ли? А вдруг…»

— Ваш сын еще побудет с вами, — сказал Майборский. Он посмотрел на часы, перевел взгляд на Никифора. — Два часа, думаю, вам хватит на воспоминания. Я буду на правом берегу в штабе мотострелковой бригады. Там меня и разыщешь. Большое спасибо, мамаша, за рушник.

— Это я должна вас благодарить. Такую радость вы мне сегодня предоставили. Как хочу я, чтобы выжили вы в этой страшной войне! Сынок! Дорогой Виктор Петрович! Возвращайтесь! Пусть уж и с такими ранами, но живыми. Живыми!..

— Спасибо, мамаша. Пусть сбудется ваше желание, — Майборский сел в машину, дрогнувшим голосом сказал шоферу: — К переправе!

В прибрежном лесу, в лозняке — скопление людей, подвод, машин. Дежурный на переправе майор то и дело предупреждает водителей, чтобы ехали на первой скорости. Машины вести трудно. Помост, чтобы не так был заметен с воздуха, немного притоплен. В сторону свернуть нельзя. Малейшая неосторожность, и машина тут же загремит на дно Днепра.

— Гей, славянин! — кричит молоденький водитель, высунувшись из кабины грузовика, черноусому вознице на подводе. — Чего ворон ловишь? Включи фары!

— Где твой глаза? У жена за пазухой? — отшучивается «славянин» с широким, приветливым лицом и щелочками-глазами. — Куда смотрел? Я включил «подфарник».

— Что мне твой подфарник? Ты сзади включи «стоп-сигнал»! А то наеду на твою колымагу своим бронтозавром.

— И не забудь, брат-обозник, почистить «свечу»! — вмешивается в веселую перебранку кто-то из пехотинцев.

— Что «свеча»! Возьми камышину, боец Устамбеков, и продуй «карбюратор» у своего буланого! — продолжает подшучивать над возницей молоденький водитель грузовика.

— Я не Устамбеков, я Жугумалиев! А ты… А ты возьми камышина и прочисти у себя в носа. А то сильно свистишь!.. И — «Даешь Киев»!

Над колонной бойцов раздался дружный хохот. Сын казахских степей победил в шутливой перепалке молоденького водителя из Рязани или из Тулы.

Панкратьич повернулся к Майборскому.

— На эту переправу, товарищ полковник, привезти бы хлопцев из «Гвардейского смехомета!» Пусть бы послушали.

— Да, веселая картина, — улыбнулся комбриг, выбираясь из «бантама».

Майборский подошел к дежурному на переправе майору, стал уговаривать, чтобы пропустили его машину быстрее.

— А-а… Знаю ваших, — кивнул майор. — Мотострелковая бригада прикрывает правый фланг частей Тридцать восьмой армии. Это около Ирпеня. Час тому назад туда повезли боеприпасы два «газона». Проезжайте!

— Спасибо, товарищ майор.

Панкратьич повел «бантам» по мокрым, крепко скрученным проволокой горбылям. Колеса почти полностью были в воде. Впереди «бантама» шел солдат с флажком и показывал, в каком направлении надо ехать.

Вдруг случилась пробка — заглох мотор у «газона».

Крики, ругань.

— Мать твою!..

— Продуй «карбюратор»!..

— Сбрасывай машина в воду!..

— Вот-вот налетят «юнкерсы»!..

— Кран потом вытащит твой «газон»…

— До берега близко, а добраться не можем!..

«Газон» сбросили с помоста.

Вереница машин, подвод снова медленно тронулась к правому берегу.

Издали переправа на Днепре казалась огромным черным монистом.

— Воздух!..

— Самолеты!..