Каждое мое увлечение Боря встречал с одобрением и поощрял всеми способами. Сразу же покупалось для меня необходимое оборудование, самое лучшее, какое удавалось достать в те трудные времена. Швейную машину мы привезли из Австрии. Вязальную — он выписал из Америки на гонорар за изданные там сказки. Для моих ювелирных поделок купил газовую горелку, полный профессиональный набор инструментов, камней.

Конечно, не обошлось и без литературного влияния Бориса Заходера. Я, правда, что-то записывала о своей жизни и до него (иначе не смогла бы по прошествии нескольких десятилетий воспроизвести свои впечатления о поездке в деревню на Волгу, где получила единственное письмо от Заходера). Но меня смущало присутствие рядом настоящего авторитета, и я старалась не отвлекать мужа своим «писательством». Я вела записи событий, наблюдений за живностью, окружавшей нас. Появился небольшой рассказ о мухоловках, родилась «Повесть о нашем доме и его обитателях», или «Кися Белая». (Одну главу из нее я привожу в этой книге — это история о маленьком Джимми.)

Заходер одобрял мою наблюдательность и стиль, даже хвалил, делая лестные для меня сравнения. Советовал читать Пришвина, Сетон-Томпсона, Грабовского, Даррелла, Чапека. Занялся редактурой моих работ. «Ну кто же так пишет?» — говорил он, глядя с укоризной, и предлагал сначала подумать самой, а потом давал свой, такой естественный вариант. Перевел в компьютер мою повесть. Больше того, он составил сборник своих произведений о кошках и включил в него «Кисю Белую». Даже название придумал: «Краткая кошачья книжка», или «Кошки — это кошки». Собрал книгу, написал предисловие, но она, к сожалению, осталась неизданной. Не успел.

Но главное мое увлечение было впереди. Забросив все предыдущие, в середине восьмидесятых годов я начала шить ковры из лоскутков, от которых перешла к лоскутным картинам. И снова — покупка специальной машинки, ножниц, ниток, разнообразного материала, — лишь бы у меня было все в достатке, даже в избытке, для работы. Каждую новую картину Борис ожидал с интересом, хотел наблюдать этапы работы, хотя мне подчас не хотелось показывать неоконченное. Непременно посещал мои выставки. Написал предисловие к каталогу выставки, которая прошла в 1992 году в Пущине.

Не могу удержаться, чтобы не процитировать его слова о моих работах:

Что было для меня самой большой похвалой — он попросил украсить моими картинами нашу гостиную. Сама бы я не решилась. У нас не висело ни одной картины до этого. Разве что только икона Иоанна Богослова у него в кабинете да несколько икон моего детства — из дома бабушки.

Заходер придумал темы картин для любимого им игрушечного персонажа, назвав всю серию «Кое-что из частной жизни Матрешки».

Серия начинается сценкой «Пылкий поклонник»: возле плетня — Снеговик с букетом-метлой, завернутым в целлофан, и Матрешка. «Любовный треугольник» — в качестве второго поклонника появился Ванька-Встанька с гармошкой в руках.

«Восемь девок — один я» — изображено семейство Матрешки и Ваньки-Встаньки, и каждый занят своим делом: Матрешка нянчит очередную дочку, дочки разного возраста, каждая в соответствии с ним ведет хозяйство, а глава семейства по-прежнему играет на гармошке. Как и во всяком почтенном семействе, имеется у них «Генеалогическое древо».

Еще тема — «таз», то есть нижняя часть этой несущей полезную информацию разъемной игрушки. Воистину — символ вечной женственности, неиссякаемого жизнелюбия и находчивости. Ведь таз — это и то, откуда по законам природы рождается потомство, но также — полезный в хозяйстве предмет, когда в нем же можно искупать дочку.

«Прогулка» — встреча Матрешки, обремененной своим потомством, с традиционной дымковской дамой в кринолине с собачкой на руках. Завершает серию «Святая Матрена». Возможно, спорное решение темы, но уж очень соблазнительно изобразить ее с нимбом.

Это была последняя серия работ в жанре «лоскутной пластики». У меня прошло семь выставок разного масштаба. К моменту, когда моя коллекция составила более 70 картин, наступил перерыв, который плавно перешел в занятие фотографией.

Я до сих пор так и не поняла, какое из моих увлечений или занятий было главным. Мне кажется, что я себя не нашла — слишком разбрасывалась. Но в момент увлечения — это и являлось главным. Одно утешает: Борис, наблюдая за мной во время работы, называл меня «Универсальный инструмент ГС», а другим обо мне говорил: «Галя — удивительно гармоничный человек». Именно эту фразу Боря произнес в наше последнее застолье, провозгласив тост в мою честь. Возможно, именно эта «гармоничность» и помешала мне стать чем-то конкретным — модельером, профессиональным художником или известным фотографом.