— Слушаюсь, господин э-э… Будет исполнено.

Гудзинский протянул Семенчику наган Петухова.

— Это тебе, бить буржуев. Бери, бери…

Оторопевший Семенчик потерял дар речи. Если бы Гудзинский не протягивал ему оружие, он не поверил бы своим ушам.

— Научи его обращаться с оружием, — кивнул командир высокому чернобородому красногвардейцу и повесил Семенчику на плечо кобуру. — Помни: это не игрушка.

— Поступай к нам в отряд, — подал мысль чернобородый.

— А что, — поддержал Гудзинский. — Сколько тебе лет?

— Восемнадцать, — солгал Семенчик и покраснел.

— Прекрасно. — Лицо Гудзинского стало серьезным. — Зачислить его в отряд.

…Семенник влетел в комнату, придерживая руками кобуру. Майя только что вымыла пол и расставляла мебель. Купчиха, жена Шарапова, лениво бродила из комнаты в комнату, сладко позевывая. С годами она еще больше раздобрела. Но лицо было таким же моложавым. В глазах у нее появился какой-то хищный блеск, как бывает у молодых вдов. Одета она была в узкий, короткий сарафан немыслимого покроя. С некоторых пор купчиха перестала стесняться, часто разгуливала по дому полунагая. Поначалу Майя, глядя на бесстыжую хозяйку, выходила из себя, — боялась, что это дурно будет влиять на Семенчика, — но потом, видя, что Семенчик обращает на хозяйку внимания не больше, чем на ободранный шкаф с изуродованной резьбой, стоящий в углу, успокоилась. К тому же хозяйка всякий раз выказывала свою неприязнь к сыну батрачки. То в комнату ворвется некстати, когда она разомлеет от духоты и снимет с себя лишнее, то топать начнет перед самым сном. Не нравилось хозяйке и то, что к Семенчику приходят люди писать бумаги.

Только когда Майи не было дома, чуть затуманенные глаза купчихи останавливались на Семенчике дольше, чем обычно.

Однажды хозяйка, бросив на Семенчика косой взгляд, сказала:

— Ну и худище. Как будто тебя не кормят. — Она бесцеремонно пощупала его ребра. — Господи боже мой, один кости. Вот пощупай-ка меня. Да не бойся, не съем…

Исполнительный Семенчик пощупал хозяйку за правый бок.

— Смелее, ищи ребра.

Ребер Семенчик не нашел.

Купчиха облизала губастый рот и, бросив взгляд на дверь, сказала:

— А теперь живот… У тебя он к хребту присох, а у меня — во! — Купчиха поймала руку Семенчика, приложила к своему животу. Он был твердый, как барабан.

Семенчик отдернул руку.

С рождества обязанности топить хозяйскую баню перешли к Семенчику, и, судя по всему, он неплохо заменял мать. Чистоплотная купчиха с тех пор зачастила в баню, ходила париться чуть ли не через день. Пока хозяйка трепала себя веником, Семенчик должен был неотлучно находиться в предбаннике. Капризная хозяйка без конца звала его то поднести шайку с водой, то поднять мыло. То вдруг тухла свеча.

Семенчик как ни в чем не бывало входил на зов в парную и делал все, что от него требовалось. Порой хозяйке казалось, что батрак мешкает, наливая воду.

— Скорее неси шайку да уходи, — торопила она.

А вчера купчиха пришла в баню позднее обычного, выпроводив Майю в церковь, Шарапова — к Шалаеву играть в карты. Хозяйка собственноручно закрыла на крючок предбанник и велела зажечь еще две свечи. В предбаннике стало совсем светло. Хозяйка неторопливо стала раздеваться, бросая Семенчику на руки одежду.

— Не уходи, я тебя позову, — не оборачиваясь, бросила она и скрылась в парной.

Через полчаса купчиха громко позвала Семенчика.

— Голубчик, будь добр, потри мне спину, — разомлевшим голосом сказала она, протягивая батраку мочалку.

Семенчик неохотно взял мочалку и стал тереть. Вчера он мыл жеребую вороную кобылу, любимицу хозяина. То было куда приятнее. Кобыла стояла смирно, а эта ерзает. Когда спина стала красной, купчиха легла на лавку лицом вверх и с придыханием спросила:

— Что, упарился?.. Три руками, без мочалки… Не торопись.

— Сами потрете, — отвернувшись, сказал Семенчик и вышел из парной.

Купчиха розовым шаром выкатилась вслед за ним, улыбаясь во весь рот.

— Ну, спасибо, голубчик, услужил. — Она потрепала его по щеке. — Я довольна. Получишь от меня пять рублей серебром, только чур молчать. Не дай бог, Шарапов узнает.

…Купчиха первой увидела у Семенчика наган и всплеснула руками:

— Господи, да он с ливорвертом!..

— Это мне красные дали! — обращаясь к матери, похвалился Семенчик. — Меня в отряд приняли.

— В какой отряд?.. Какие красные? — Майя ничего не понимала.

— Красные, здесь, мама! На пароходах приехали. Казаков разоружили. Купцов и богачей теперь к ногтю, и — бах, бах!.. — При этом Семенчик свирепо глянул на хозяйку.

— Ну, дожили!.. — Купчиха по-наполеоновски скрестила руки на рыхлой груди. — Согрела змею… Да ты только попробуй, вышкварок, душа с тебя вон!.. — Она плюнула и с достоинством уладилась.

— Мама, я поеду с отрядом. Ты ведь отпустишь меня? — обратился Семенчик к матери, когда купчиха вышла. — Все едут воевать с богачами. Это они посадили отца в тюрьму, угнали на каторгу. Вот и рассчитаюсь за все…