Федор лежал на полу в мокрой одежде. Был он в каком-то полудремотном состоянии, ему казалось, что все это сон. Временами, как бы просыпаясь, он начинал ощупывать себя. Цепи были холодные. Федор продрог и никак не мог согреться.

Рядом завозился Джемалдин.

«Перестань ерзать», — хотел сказать Федор, но было лень пошевелить языком.

— Развяжи мне руки, — ворчливо сказал Джемалдин.

Федор сел и начал распутывать тугой узел жесткой веревки. Наконец распутал и освободил Джемалдину руки.

Молчаливый, замкнутый Джемалдин даже Федору не сказал, что носит при себе маленькую пилочку, зашитую в подкладку. Этой пилочкой он перепилил кандалы, когда бежал с каторги, и с тех пор ревностно хранил ее. Повезло и при обыске — казаки не нашли. Нащупав кольцо на запястье Федора, он стал пилить.

Задремавший Федор, услышав скрежет металла, вскинулся. Рука нащупала пилку.

Пилили они попеременно, обливаясь потом. Чтобы заглушить скрежет, один из них громко храпел. И за дверью разноголосый храп не смолкал ни на минуту.

Освободившись от оков, они на цыпочках подошли к окну. Рамы были двойные. Федор стал потихоньку расшатывать внутреннюю. Она легко поддавалась. Расшатал, вынул, поставил у стены. За окном стояла тишина, только слышно было, как у берега плескались волны.

Первым вылез Федор, за ним — Джемалдин. При свете луны они у видели прикорнувшего у наружной стены часового. Он спал сидя, склонив набок голову. Федор в два прыжка очутился возле казака, схватил его за горло и, навалившись всей тяжестью, стал душить. Часовой захрипел. Джемалдин подбежал и подвернувшимся под руку камнем ударил часового по голове. Федор взял винтовку, снял патронташ.

Острые глаза Джемалдина заметили на берегут баркас. Крадучись, они подошли к нему. Ни души. Джемалдин с Федором тихонько взобрались на борт. На ящиках, растянувшись, спал длинный человек. Это был Илья Чернигов. По левую и правую сторону ящика спали его младшие братья в обнимку с винтовками. Пахло водочным перегаром.

Федор проткнул штыком вначале Илью, потом Степана и Андрея. Трупы выбросили за борт.

Джемалдин оттолкнул баркас от берега, вскочил на корму и сел за весла.

Река дохнула ночной прохладой. Луна щедро серебрила шумливые волны стремнины, будто указывая дорогу в широкий вольный неведомый мир. Волны подхватили баркас и с плеском понесли по течению.

Запрокинув голову, Федор тихонько засмеялся. Джемалдин заложил пальцы в рот — хотел свистнуть. Федор сделал рукой знак — не смей.

На востоке румянилась заря нового дня…

Наступила осень 1917 года. С севера на юг, со стороны устья речки Мамакан, плыли черные, как берестяная сера, облака. Убеленные свежим снегом вершины гор возвышались над ущельями и низинами, стараясь достать до облаков. По Витиму-реке пошла шуга. Пристань Бодайбо опустела. Пароходы больше не придут — они застряли по дороге у деревни Воронцовка и остались там зимовать.

Купцы, хозяева застрявших грузов, наняли у тунгусов оленей, взяли у корпорации лошадей, на которых в шахты доставлялся крепежный лес, чтобы перебросить в город и на прииски хлеб и одежду. Но сколько увезешь на санях? Все, что привозилось, в первую очередь растекалось по домам хозяев и чиновников.

Унылые, исхудалые горожане бродили между опустевшими торговыми рядами в поисках чего-нибудь съестного. Обесцененные «керенки» никого не прельщали, коробок спичек стоил пятьсот рублей.

Голодные шахтеры бросали работу, уходили в лес, к тунгусам, добывать пропитание. У кого было что променять, те разживались оленьим мясом, кое-как перебивалась.

Подрядчики перестали получать заказы на доставку крепежного леса. Около двух тысяч лесорубов было уволено, что еще больше увеличивало число голодных ртов.

В Бодайбо, на приисках, на вокзалах все чаще и чаще находили умерших от голода. Трупы хоронили в какой-то заброшенной шахте.

Федор и его сообщники продолжали прятаться в труднодоступных ущельях гор. Питались они сушеном оленьим мясом, заготовленным еще с лета. К ноябрю запасы у них кончились. Федор и Спиридонка выбрались в Бодайбо, чтобы закупить провиант и одежду. Но, приехав в город, они тут же убедились в тщетности своих надежд — Бодайбо жил страшной, голодной жизнью. В глазах горожан застыл хищный, голодный блеск. Все чаще и чаще попадались прохожие с опухшими лицами.

На почте Федор со Спиридонкой услышали новость: в Петрограде опять произошла революция, к власти пришли большевики.

А на следующий день арестовали почтового служащего Русанова, смотрителя железной дороги Харитонова и мещанина Михеева. Об этом сообщил горожанам комиссар Временного правительства Передохин и даже сказал, за что арестовали — «за распространение ложных провокационных слухов». Изголодавшихся собрали у самого большого магазина, комиссар влез на пустую бочку из-под селедки и произнес речь. Не особенно выбирая слова, он ругал большевистских агентов, смущавших доверчивых граждан всякими небылицами. Верно, 25 октября в Петрограде было восстание. Какая-то часть находящихся вне закона авантюристов и бунтовщиков сумела склонить на свою сторону некоторые воинские силы и часть флотского экипажа. Верно, они на несколько часов внесли сумятицу в жизнь столицы. Но к вечеру преданными правительству воинскими частями и офицерскими батальонами порядок в Петрограде был восстановлен. Виновники беспорядков уже заточены в Петропавловской крепости. Та же участь постигнет всех, кто будет распространять ложные слухи.