Майя видела, какое впечатление произвели ее слова. Яковлев весь съежился, побледнел. Он сидел и беспомощно поглядывал на письмоводителя, ища у него поддержки. Но тот тоже не на шутку испугался, ведь фальшивые векселя — дело его рук.

Дверь соседней комнаты с шумом распахнулась. Авдотья, вся расплывшаяся, безобразная, стоя на пороге, ядовито заговорила:

— Эка важная стала, мужа пришла выгораживать. Хотя бы платье зашила, бесстыжая. Да вы поглядите на эту потаскуху! Ну-ка, повернись!..

Лицо Майи залилось ярким румянцем.

— Ты зачем пришла сюда? — грозно спросил у жены Яковлев, — Пошла прочь!

Авдотья затряслась всем телом, взмахнула кулаками, грозя не то мужу, не то Майе, и удалилась.

— Ну, так как, хозяин, — нарушила молчание Майя, — сейчас сочтемся или потом?

Яковлев с шумом вдохнул в себя воздух, словно ему тяжело было дышать, и расстегнул ворот. Письмоводитель, не глядя на Майю, теребил конец скатерти. Чернильница вместе со скатертью съехала на край и свалилась на пол.

Майя повернулась и, сильно хлопнув дверью, вышла.

Сидор суетливо поднял чернильницу и стал вытирать бумагой испачканные чернилами руки. На полу осталась темная лужица.

Они довольно долго молчали, избегая смотреть друг на друга. Первым заговорил Яковлев:

— А ты чего молчал, словно язык проглотил?..

Письмоводитель пожал плечами:

— С этой женщиной лучше бы не связываться…

— Что ей от меня надо?

— Вы же слышали. Требует вернуть дом, имущество и скот, которые перешли к вам после смерти родителей Федора.

— Но ведь я его за это кормил, одевал, обувал столько лет!

— А чем вы это докажете? Документальных подтверждений у вас нет, что вы его содержали как опекун. Суд только бумагам верит.

— А зачем тогда мне письмоводитель, если он не может сочинить такой бумаги? — повысил голос Яковлев.

— Нет уж, увольте, — в тон ему ответил Сидор. — Довольно того, что мы сочинили с вами векселя, а вы даже не догадались отобрать их потом у него.

— А кому нужны были фальшивые векселя?

— Кому нужны? — Письмоводитель все больше и больше раздражался. — Вы забываете, с кем имеете дело — с дочерью Харатаева. Она собралась жаловаться в суд, что вы, снабдив батрака фальшивыми векселями, совершили аферу… И векселя эти приложит к жалобе. Представляете, что будет?

— Что?.. — похолодевшим голосом спросил Яковлев.

— Тюрьма. И мне и вам. Как вы могли оставить у него эти векселя?..

— Мне даже в голову не могло прийти… — часто моргая глазами, пролепетал Яковлев.

— Надо отобрать у них векселя немедленно. Иначе — беда.

— Отобрать? — Яковлев положил на стол тяжелый кулак. — Это можно. Отберем.

— Только без насилия, — предупредил письмоводитель.

— Ну, а как это сделать? — заглядывая Сидору в глаза, спросил Яковлев. — Научи.

Сидор, морща лоб, забарабанил пальцами по столу.

— Надо сделать так, чтобы он сам отдал вам векселя.

— О-о, чего захотел! — Яковлев попытался засмеяться.

— Идите к нему с вином, с закуской, не поскупитесь, пообещайте вернуть все сполна — дом и землю, все, что потребует в обмен на векселя.

— И не подумаю возвращать! — зашумел Яковлев. — Да он у меня больше съел.

— А кто вам говорит, чтобы вы возвращали? — Сидор дивился глупости улусного головы. — Важно выманить у него векселя.

Яковлев тяжелыми, грузными шагами прошелся по комнате, потом сел на орон.

— Недаром говорят, что у образованного не один, а два ума. — Яковлев опять встал, подошел к двери крикнул:

— Авдотья, принеси бутылку водки!

Авдотья сидела в комнате и плакала от обиды на мужа за то, что тот накричал на нее при посторонних и прогнал.

— Ты что, оглохла?

— Зачем тебе водка? — спросила она. — Мало той, которую вылакали? Никак не напьетесь.

— Не твоего — бабьего ума дело. Неси водку да поскорее!..

Майя вышла из дома Яковлевых и остановилась, прислонившись к сосне во дворе. В висках громко стучала кровь, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Успокоившись немного, она подошла к юрте, осторожно открыла дверь и тихо переступила порог.