Даже в темноте было заметно краску на щеках Эми.

— Да уж… — она помолчала, словно решая, продолжить, или нет, — как им только сил хватает…

— На секс? — немного удивленно спросил Дерил, — а чего тут такого?

Тут она внезапно резко замолчала, словно сказала что-то лишнее.

А Дерил замер от неожиданной догадки.

И теперь мучился. Потому что очень хотелось выяснить. Очень.

В конце концов, решился. Ему надо было знать, обязательно надо, верно ли его предположение.

— У тебя был парень? — вопрос получился прямолинейным и грубым. Не умеет он с бабами разговаривать… Ну разве можно так? Сейчас как пошлет его…

— Нет, — донесся до него тихий голос.

— Никогда? — голос слегка осип и в конце слова сошел на хрипение.

Дерил замер, забывая дышать.

Блядь. Ну вот блядь! Ну надо же! Девочка-целочка в условиях конца света! В двадцать первом веке! В Америке! Это же, бля, восьмое чудо света!

Эми пошевелилась, опять укладывась на диван.

— Спокойной ночи, Дерил.

— Спокойной ночи…

Дерил наконец-то отмер, нашарил сигареты, вышел на крыльцо.

Надо же. Из всех мудаков на свете ему попало самое мудацкое счастье. Недостижимое. Если бы девочка была хоть чуть-чуть поопытнее, то он, возможно…

И даже скорее всего… Когда-нибудь…

Но теперь… Он не у дел теперь. Чистая девочка. Явно не для такого отморозка.

Хотя…

Неожиданная мысль стрельнула в голову, выбивая все прочие.

Конец света же!

Раньше он бы даже и не задумался, чтоб подойти к такой.

Это только Мерл с его непробиваемой уверенностью в себе и оптимизмом, легко подкатывал к разным клевым бабешкам, явно ему не по уровню, не по карману.

И был вознагражден, пусть и после конца света, заполучив такую цыпочку, как Андреа. Хотя, вознагражден или наказан, это вопрос, конечно.

Но это раньше…

А теперь?

Кто теперь нужен такой, как Эми?

Кто угодно, только не он? А почему?

В нынешних условиях очень даже ценятся такие, как он и Мерл.

Вон, сестренка ее сразу просекла.

И легла под Мерла, не задумывась, бегом, пока не передумал, размахивая мокрыми трусами, как флагом.

Может, и Эми так же сделает?

Может, предложить?

Тут Дерил поперхнулся, закашлялся, обозвал себя мысленно мудаком и ушел спать.

Эми лежала, не шевелясь, мерно посапывая.

Дерил поборол в себе желание подойти поближе, посмотреть.

Нет уж, сначала посмотреть, потом потрогать…

И потом прощай целочка, здравствуй, мудак Диксон…

Не не не …

Весь следующий день Дерил не мог избавиться от ночных мыслей, ловил себя на том, что смотрит все время на Эми, гадая, какая была бы ее первая реакция на его, например, поцелуй. На его ласки? Ну ладно, парня не было, но кто-то же был? С кем-то она же целовалась хотя бы? Кто-то же ее трогал? Проводил губами по нежной шейке, прикусывал мочки ушей, прихватывал за густые распущенные волосы на затылке, поворачивая к себе, чтоб удобней было целовать…

В голове мелькали, теперь уже не переставая, со всей ясностью и четкостью, картинки того, что он, Дерил, мог бы с ней сделать. Как бы он проводил ее впервые через все те ощущения, что испытывает женщина с мужчиной. Смотрел бы в ее глаза, ловя каждое изменение…

Раньше Дерил не понимал, когда мужики говорили, что целочка — это отдельная песня. Особенно если все делать правильно.

Ему казалось, что, наоборот, одна морока. Баба ничего не знает, ничего не умеет, долби ее, как шахтер…

Только теперь понял. Когда сам захотел. Быть первым.

Эми замечала, конечно же, его взгляды, досадливо морщилась, похоже, жалея о своей откровенности ночной, но не заговаривала без надобности.

Не нарывалась.

Дерил же, кляня себя мудаком и дебилом, все не мог успокоиться. Все думал, переживал, представлял. Внешне это выражалось во все больше тяжелеющих долгих взглядах, в неосознанных попытках быть поближе.

Эми занималась делами, подолгу застывая у окна, глядя на ворота.

Дерил в эти моменты просто не мог оторвать от нее темных жадных глаз.

Ночью, лежа на своем диване, Дерил мог наконец-то позволить себе не отрывать взгляд от светлой макушки девушки. Она спит. Ничего не замечает. Он может немного полежать, подумать. Попредставлять.

Он держит себя в руках.

И в прямом смысле тоже, бля. Напряжение дня давало о себе знать. Он понимал, что это нехорошо и неправильно, но, если не спустит пар, то нет гарантии, что его не переклинит, и он не попробует выяснить опытным путем все те вопросы, что не давали ему покоя все это время.