Хищная, надменная сука.

Она никогда, никогда не оборачивалась на его приветствие, на его слова восхищения, которые он поначалу, свято веря в свою неотразимость, говорил ей вслед. То, что безотказно работало с другими женщинами, с ней не прокатывало.

Диксон, правда, уверял, что она лесбиянка. И Мартинез тоже к этому склонялся, потому что, ну не может баба быть настолько к нему равнодушной! Ну не было такого ни разу!

Да и то, что она появилась в городе с подружкой, симпатичной блондинкой, наводило на размышления.

Хотя подружка быстро утешилась в постели Губернатора, а вот эта garfio(кошка. исп.) так и гуляла сама по себе. По городу, по стенам, даже за стенами. Спрашивала, почему нельзя уйти. Смотрела с недоверием и холодом в красивых темных глазах.

Короче, чуйка у нее была невероятная.

Босс поручил Цезарю приглядывать за черной подружкой своей новой женщины. И Мартинез с удовольствием подчинился.

И приглядывал.

И пригляделся в итоге.

Так пригляделся, что даже во сне ее видел. В снах. В разных. Где он по-разному ее трахал. И так это было сладко, что никакой другой бабы не хотелось. И просыпаться не хотелось. И было только опасение перепутать однажды сон с реальностью. Натворить дел.

Мишонн была слишком сексуальна, особенно для лесбиянки. Какая, на хрен, лесбиянка, с таким-то телом!

Нет, ему верить в это не хотелось.

Просто долго она была снаружи, долго пришлось выживать, вот и привыкла рассчитывать на себя только.

Стала чересчур независима, garfio (кошка. исп), чересчур своевольна.

Так и тянуло нагнуть и выебать.

Подчинить.

Вот только как подобраться, если даже разговаривать не хочет с ним?

Он опять задумался, глядя, как женщина тренируется с катаной, и потерял контроль. Само собой, Диксон его тут же подловил.

— Че, Брауни (прим. автора: издевательское наименование мексиканцев в южной Джорджии, обычно за это бьют.), яйца чешутся на чернушку?

Мартинез даже вздрогнул от неожиданности, и тут же обругал себя. ?Idiota! ?Que tonto!(идиот! как глупо! исп.)

Взял себя в руки, усмехнулся максимально нейтрально:

— Диксон, у тебя все мысли только о ебле?

— Да глядя на то, как ты слюни глотаешь, ни о чем другом не думается.

Диксон откинулся поудобней на скамейке, выдохнул сладкий дым, прищурился на кружащуюся, словно в танце женщину.

— Не, так-то ничего у тебя вкус. Не скажу, что одобряю, я люблю беленьких, ты ж в курсе… Но и в этой че-то есть… Да, определенно. Слышь, а че ты мнешь яйца? Давно ее оседлать надо было… Или ты уже?

Тут он опять затянулся, покосился на молчащего приятеля, оценил его голодный взгляд:

— Хотя нееее, все еще танцы вокруг устраиваешь… Дурак ты, Брауни…

— Заткнись, сука, — разозлился Мартинез, — не твое собачье дело.

Диксон, к его удивлению, не обиделся, а рассмеялся:

— Ух ты! Вот это цепануло тебя! Ну точно, дурак…

И, видя, что Мартинез собирается уходить, поймал его за плечо, внезапным и неуловимым, практически змеиным движением, словно и не выкурил расслабляющий косячок только что.

— Слышь, мужик, вот поверь моему опыту: с такими бабами нехер танцевать, такие только силу уважают. Берешь, тащишь в свою нору и ебешь. И если хорошо выебешь, она будет за тобой, как кошка в охоте ползать и жопу подставлять…

Он еще что-то собирался сказать, но Мартинез дернул плечо, пробормотал сквозь зубы на испанском что-то совершенно нецензурное о Диксоне и его матери, и, кинув последний взгляд на уже собирающуюся уходить Мишонн, двинулся на выход.

— Подумай, Марти, подумай, — крикнул ему вслед Диксон, закашлялся, и продолжил уже тише, так, что Цезарь его уже не услышал, — может, она тебе хрен ножиком своим отрежет, я хоть поржу.

На следующее утро Диксон явился на стадион даже раньше Мартинеза. И тут же взял его в оборот.

— Марти, я тут че подумал…

Цезарь критически покосился на приятеля, отметив, что тот явно слишком возбужден, точно уже принял с утра чего-то.

— А может ты с ней того… Спарринг устроишь?

И, видя, что Мартинез сейчас потеряет терпение и пошлет его по всем известному маршруту, быстро заговорил:

— Не, ну, а чо? Прижмешь ее пару раз, потискаешь, поваляешь, пусть мужика почувствует хоть. Она же, если лесба, то может и нетраханная совсем.Или плохо траханная. Они, такие, плывут, когда их нормальный мужик за жопу берет, вот у меня как-то…

Мартинез слушать дальше бесконечные истории обдолбавшегося приятеля не собирался, перебил резко:

— И как ты себе это представляешь? С чего ей соглашаться?