— Едешь, значит? — спросил он, исподлобья взглянув на меня.

— Еду, — ответил я и улыбнулся ему, желая вызвать его расположение. Как мне показалось, добрый он был человек, и глаза у него добрые, и лицо открытое, хотя и бледное, нездоровое. Поезд тронулся, и мы поехали. Мне даже приятно было присутствие этого незнакомца, ведь как-никак, а вдвоем лучше, чем одному. С тревогой и надеждой вглядывался я в лицо этого человека, и дурное в мыслях отбрасывал. Человек как человек, я его раньше не видел, он меня не видел, ничего предосудительного между нами не произошло.

Отъехав несколько полустанков, я почувствовал, что голоден. Ну как я мог один открыть узелок, достать хлеб, сыр и есть, когда рядом был еще человек? Как я мог не предложить ему? Неудобно как-то было. А поделиться с ним не хотелось, потому что мой хлеб был рассчитан на два дня. И в конце концов решился, подумал: «Не беда, если я и поделюсь с добрым человеком».

— А ты есть хочешь? — спросил я, как будто мог оказаться в то время человек, который отказался бы от еды.

— А что у тебя? — вопросом на вопрос ответил мой сосед.

— Хлеб и сыр, дядя.

И я развязал узелок. Как ни жаль было мне, но половину моего чурека с удовольствием поел дядя. И я хотел поговорить с ним, разговориться, посоветоваться.

— Я окончил школу. У меня аттестат есть, — говорю я, желая, чтоб он похвалил меня, сказал доброе напутствие.

— Да?! — промолвил он, но в этом я не уловил ни доброго, ни дурного.

— Еду в Двигательстрой… — Тогда горцы так называли нынешний Каспийск. — Хочу подыскать работу…

— Да?! — сказал он тем же безразличным тоном.

— Как вы думаете, найдется мне подходящая работа?

— А что ты умеешь делать? — вдруг заинтересовался он, и у меня на душе отлегло, стало светлее.

— У меня аттестат есть.

— Такой работы там нет. С аттестатом дома сидеть надо.

— Если подучиться, я кое-что смог бы…

— Да?!

— Да!

Вот и весь разговор. Так мы доехали до Махачкалы. Поезд замедлил ход, я хотел спрыгнуть, не доезжая до вокзала, но меня удержал этот человек:

— Ты что, голову хочешь разбить?

В этих словах я почувствовал заботу обо мне, благодарно взглянул на него и подумал: «Все-таки он добрый человек, обо мне беспокоится». А когда сошли на вокзале, он меня повел с собой и сдал, куда бы вы думали? — в железнодорожную милицию… Да, я был неискушен и опрометчив, не знал я людей да и не мог их знать, ибо с жизнью повстречался впервые.

— Товарищ начальник, этот вот гражданин ехал в товарном, — доложил он сидящему за столом человеку в форме и, довольный исполненным долгом, повернулся и вышел из кабинета. А товарищ начальник потребовал у меня документы и показал объявление на стене, где говорилось, что за проезд в товарном поезде — три года без суда и следствия.

— Этот приказ военных лет, — холодно сказал мне начальник, не возвращая мои документы, — еще, между прочим, не отменен.

Да, все потемнело в моих глазах. Мне стало впервые в жизни страшно. Сижу я на скамейке, втянув голову в плечи, будто съежился от холода, сижу обреченный и покорный судьбе. На душе тяжело.

Меня пронзила страшная болезненная мысль, точно укол осы в нерв. А вдруг все то, что со мной было до этого, только сон, только то, чего в жизни не было, не бывает, а сама жизнь, вот она какая предстала предо мной, во всей мрачности и жестокости. Я будто лбом стукнулся об ее непреодолимую твердыню. Вспомнив сразу родную мать, упрекнул себя, что не остался с ней в ауле. Может быть, там и мне нашлась бы какая-нибудь работа. Как все нелепо и глупо получилось… Я почувствовал себя жалким, чуждым и посторонним в этой жизни.

Начальник — грозный и угрюмый человек, и ждать от него снисхождения — тщетная надежда. От него веяло только холодом и равнодушием. И перед ним мой аттестат. Я был из первого выпуска единственной тогда в районе средней школы. Вдруг вталкивают в кабинет начальника еще одного правонарушителя. Это был босой, плохо одетый паренек с взлохмаченными белобрысыми волосами. Нетрудно было догадаться, что этот голубоглазый — русский парень. Милиционер, приведший его, наклонился к начальнику и что-то шепнул ему в ухо.

— Гм, да… — произнес начальник и недружелюбно глянул на парня, — это, значит, ты?

— Что я? Я ничего… — огрызнулся парень.

— Документы есть?

— Нет.

— Фамилия?

— Образцов.

— Такая фамилия, а ты сам в чем образец показываешь, в воровстве? Цветы крадешь? — хрипит начальник, почесывая кончиком карандаша висок.

— А вам жалко? Я голоден, мне есть хочется…

— Работать надо. Имя?

— Алексей.

— Отец, мать где?

— Погибли на войне.