– Мам, не приезжай, пожалуйста. Давай я послезавтра сама приеду, тортик привезу. – Юля устало откинулась на спинку стула и свободной рукой покрутила чашку с чаем на столе. – Я сегодня безумно устала.

– Вот ещё, - Надежда Константиновна включила «Крупскую» и принялась командовать пролетариатом. – Я уже еду. Привезу немного фруктов, ягодок. В конце концов, у тебя же выходной! Что тебе ещё делать?

«Запереться и рыдать» - мысленно огрызнулась Юля, так и не научившаяся вслух давать отпор маме. А в трубку телефона ответила:

– Да, мам, я дома.

Нажав на сброс звонка, Юля уронила голову на руки и для надёжности ещё лбом об них побилась. «Мне сорок с лишним лет, когда же я вырасту» - тоскливо подумала она, а потом с обречённым вздохом встала и пошла наводить порядок в квартире, потому что неугомонная Надежда-свет-Константиновна проверит каждый уголок и по пунктам распишет дочери, где у неё пыль, где хлам, где неправильно висят полотенца и неконцептуально заложены складки на шторах, и вообще неудивительно, что бедный хороший Костик не выдержал.

Мама приехала через час с небольшим, и Юлька, конечно, не успела довести квартиру до музейного совершенства. Но оказалось, что маме и не до этого. Когда она позвонила и сказала спуститься, чтобы помочь ей выйти из такси, Юля сначала испугалась, что маме стала плохо в дороге. Но выйдя к подъезду и увидев открытый багажник машины, Белка совершенно неприлично, хоть и мысленно, выматерилась. Мама привезла ягод, как и обещала. Она всего лишь не уточнила, что это будет шесть ведёр клубники. Клубники, Карл! Которую Юлька не особо любила, так как от этой хоть и вкусной, но коварной ягоды весь подбородок и губы у неё покрывались мелкой противной сыпью. Сын и муж («бывший, Юля, бывший муж») любили клубнику в свежем виде, но много же всё равно не съешь, а она быстро портилась, поэтому такими объёмами покупать не было смысла. Мама же считала иначе и тут же развернула настоящий боевой штаб по борьбе с клубникой.

– Так, доча, давай. Вёдра сюда, - командовала Надежда Константиновна клубничным парадом. – Вот в эту кастрюльку – самые красивые ягодки, Илюша поест, Костеньке отвезём, он страсть как клубничку любит. Вот такие покрупнее – сюда, сейчас компота на зиму закатаем, он такой красивый получается, когда крупные ягоды в нём плавают. Ну, чего стоишь, неси банки, я в прошлый раз в кладовке оставляла. Вот эти ягоды - те, которые помельче – перебери, хвостики отдели и в морозилку, мелкие хорошо размораживаются, потом поедите. У всех клубника уже отойдёт, а у тебя будет свежая. А всё, что примялось – на варенье. Ну давай, давай, выходной у тебя один, с твоей работой дурацкой. Нет бы жить с мужем, Костик у тебя такой хозяин, ты с ним как за стеной бы была, времени на дом хватало. А ты… Вот придётся всё сегодня успевать. На что ещё выходные…

Юлька со вздохом развернулась и пошла за банками. В своём монологе Надежда Константиновна в собеседнике не нуждалась. Она всё равно всегда знала, что лучше не только для Юльки, но и для всех окружающих. Противиться дочь и не пыталась. Ну, в самом деле, не будете же вы спорить с рекой, куда ей течь. Хотя на ум приходили и гидроэлектростанции, и водохранилища, и даже изменённые русла рек. Но в своём случае Юля иллюзий не строила – не такой уж она покоритель стихии, чтобы разворачивать этот поток своими силами. Лицо чесалось от одной мысли о том количестве клубники, которую надо перебрать, промыть, рассортировать, а потом уже заморозить и сварить. А ведь ещё пару часов назад, выйдя из здания суда и бросив уже бывшему мужу неловкое «Нуууу, пока, звони, как с Ильёй решите встретиться», Юля думала, что сегодня у неё есть целый день, чтобы просто осмыслить сам факт развода, а может и напиться по его случаю. А вот теперь покорно тащит банки на кухню, ищет крышки, кастрюли, ложки, щипцы и ключ-закрутку для банок. Один плюс в творящимся вокруг клубничном безумии был – некогда было жалеть себя, предаваться воспоминаниям или пытаться продумать хоть какой-то план дальнейшей жизни.

Руки машинально сортировали ягоды, слух на периферии улавливал мамин бубнёж, в котором команды, куда что класть и как нагревать, перемежались с восторгами про любимого Костеньку и разбавлялись житейской мудростью «в кого ты у меня такая неустроенная, всему тебя учить надо». Юлька молчала и сортировала, давила, варила, разливала, дважды сбегала ещё за сахаром, один раз чуть не ошпарила руку, но при этом – не думала. В голове образовался тянущий вакуум, как будто из куклы вынули эту коробочку, на которой были записаны автоматические фразы, и оставили только пустую оболочку со стеклянными глазами.

Ближе к вечеру, когда осталось всего каких-то два ведра, Надежда Константиновна наконец-то хлопнула покрасневшими от ягодного сока руками по столешнице и торжественно объявила:

– Всё, дальше сама, мне Рыську кормить пора, а тут ерунда осталась, - и уехала кормить кошку, которая давно гуляла сама по себе и прекрасно кормилась воробьями и соседской добротой.

Юлька посмотрела на ерунду. Ерунда двумя эмалированными двадцатилитровыми глазами смотрела на Юльку. Стало страшно, а ещё очень и очень грустно.

В этот момент в двери щёлкнул замок, и в квартиру шагнула бодрость и яркость, которую принёс собой Илюшка.

– Мааам? Ты дома? – Юля даже вздрогнула. До сих пор не привыкла слышать в квартире мужской хрипловатый басок и осознавать, что это голос её милого маленького мальчика. – Чего так жарко-то? У тебя баня прям! А пахнет чем?

Голос приблизился, и в дверном проёме появилась илюхина голова с торчащими во все стороны непослушными волосами.

– О! Ты клубнику затеяла! – довольно улыбнулся парень, но потом вдруг нахмурился. – У тебя ж... У вас с папой сегодня ж… Развод.