Почему он не может это остановить? Хоть как-то прекратить и вырубить? Найти в собственном мозгу кнопку отключения и рубануть её вместе со всей системой жизнеобеспечения…

Или он до последнего надеялся, что вот-вот очнётся. Проснётся. Увидит, что это был всего лишь сон. Безумный, выворачивающий наизнанку грёбаный сон.

Только он почему-то не собирался так скоро заканчиваться. Ник до сих пор находился во власти другого Ника. Ника психопата – ненормального и отбитого на всю голову одержимого маньяка. Насильника, убийцы и чёрт знает кого ещё. Того, кто, как ни в чём ни бывало, в эти самые секунды стягивал с неподъёмной тушки едва живой медсестры верхнюю часть больничной формы. Причём проделывал это совершенно не спеша и никуда не торопясь.

Зачем он это делал, Хардинг до сих пор не мог понять. Потому что второй был прав. Подобные вещи не вписывались в его идеальную картину мира. Его истинного и единственно известного мира.

– За её кожу, язык и глаза, конечно, отдали бы куда больше, только, боюсь, Мия меня не так поймёт. Адаптация – вещь нескорая, крайне сложная, а местами даже болезненная. Но радует хотя бы уже тот факт, что помнить она тебя больше не будет. Но и тянуть дальше – весьма чревато и опасно для психики. Иначе забудет не только своё имя, но и разучится вовсе говорить. Это же твои слова, да, Ники? Нет мозга – нет человека.

О чём, чёрт подери, он говорит? Какая адаптация? И почему Мия должна забыть своё имя, если её мозг уже мёртв? Её уже нет!

– Правильно, Ники. Тешь себя подобными мыслями дальше. Они помогают смириться с потерей. Смириться с неизбежным. Сделать твой привычный мир ещё более банальным и пустым.

Второй не просто раздел не подающую никаких признаков жизни медсестру. Он и сам без какой-либо спешки стянул с себя ранее надетый на голое тело плащ, чтобы натянуть женский «халатик» поверх мощного торса, как какой-нибудь нелепый (и обязательно не по размеру) костюм на Хэллоуин. А потом, всё так же невозмутимо и совершенно не торопясь, застегнул ряд обычных пластиковых пуговиц, за несколько секунд до того, как отступить от валяющегося на полу тела и развернуться лицом к больничной койке. Вернее, к лежавшей там Мие. К мёртвой Мие.

– Когда-то тебе было чем его заполнить. Ты даже наивно полагал, что сумел отыскать свой исключительный и ни на что не похожий смысл жизнь. Свой собственный мирок – яркий, эмоциональный и в некоторых местах даже зажигательный. Только не учёл одну маленькую и почти незначительную деталь. Без главной основы, без её связующего компонента и важнейшего источника своего истинного бытия – он не просуществует и пяти секунд. И вместо того, чтобы его холить, лелеять и всячески оберегать, ты взял и собственной рукой уничтожил самое ценное, что у тебя было. Ты её убил, Ник. ТЫ-УБИЛ-МИЮ!

Он приблизился к её трупу (да, надо называть вещи своими именами), в чьём теле до сих пор разгоняли кислород с кровью с помощью искусственной вентиляции лёгких. И протянул к её мёртвому лицу руку. Прохладному лицу. Почти холодному.

– Неужели после этого ты думал, я тебе её оставлю? Ты не просто ебанат, Ник, конченная мразь и подонок. Ты худшее, что этот мир когда-либо создавал и видел. Поэтому живи с этим. Живи и одновременно подыхай в собственной никчёмности, блевотине и несостоятельности. Потому что другого тебе всё равно не осталось. Другого ты не заслужил.

Хантер нагнулся над головой Мии и… поцеловал её в лоб. Оно и понятно. Чтобы поцеловать её в губы, надо снять с её лица маску и вытащить кислородную трубку из её трахеи. Но даже на такой безумный риск, ради сиюминутной блажи он бы точно не пошёл. Даже для того, чтобы довести настоящего Ника до инфаркта.

– Скоро, моя красавица… - теперь он смотрел в закрытые и совершенно неподвижные глаза Мии и обращался к ней, не скрывая распирающего его изнутри ликования, восхищения и дико возбуждающего ожидания.

Сейчас же он просто наслаждался своим триумфом и ворвавшейся в данный мир властью. Властью изменять, искажать и подстраивать под свои хотелки ранее недоступную ему действительность и внешнюю реальность. А ещё сводящей с ума возможностью прикасаться к телу Мии и чувствовать её физически. Ни с чем неописуемой возможностью, пробирающей до мозга костей, будоражащей и безумно возбуждающей. Он же действительно ждал этого очень долго. Не передать никакими известными словами как долго!

– Потерпи ещё немножко. Ещё совсем чуть-чуть, моя ласточка. Ещё пара минут, и я заберу тебя домой. И уже больше никто и никогда нас не разлучит.

Это было не просто страшно. Ведь Ник всё это видел, чувствовал и осознавал, как если бы находился в тот момент в теле себя другого, но при этом не мог ничего сделать по собственной воле и желанию. Помешать этому маньяку. Как-то его остановить. Он даже чувствовал чужими губами холодный лоб жены, видел оставленный на её бледной коже отпечаток от красной помады и понимал, что это не сон. Он не спит!

– Я уже к тебе иду, Мия. – и продолжал чувствовать чужие действия с чужими желаниями и мыслями, когда нагибался к уху девушки, чтобы сладко-сладко прошептать ей свои обещания. Свои жуткие угрозы. – И иду за тобой. Я уже совсем рядом, моя девочка. Моя сладкая и истосковавшаяся по настоящему Хантеру девочка…