Особенно впечатлил меня один внешне не примечательный сутулый старик в зелёном кителе с кучей орденов на впалой груди. Он сидел за дальним концом стола, попивая чай, и никому не было до него дела. Но когда я взглянул на него магическим зрением, то едва не отшатнулся.

Эдра — насыщенно-алая с фиолетовыми прожилками — клокотала вокруг него, закручиваясь в тугие спирали, будто набирающее обороты торнадо, хлеща во все стороны тонкими, но яркими плетьми. Эта аура заполняла пространство вокруг него в радиусе метров трёх и пульсировала, с каждым тактом немного искажая пространство. Возможно, окружающие подспудно чувствовали всё это, потому и держались на почтительном расстоянии. Но старика это, кажется, не особо волновало.

Неправ Путилин был в другом. Несмотря на всё многообразие и мощь собравшихся на приёме нефилимов, никто из них пока не мог сравниться по скрытой внутри мощи с одной моей знакомой. Хрупкой ясноглазой девчушкой с нежным мелодичным голоском. Правда, у той Дар — будто могучий древний зверь, ворочающийся в тесной клетке и так и норовящий вырваться, чтобы сожрать свою хозяйку.

Самого статского советника, к слову, не было видно. Странно, он вроде бы тоже приглашен. Да и вечером у Хаймовича обещал подстраховать. В этот раз я решил предупредить его о новой своей ночной вылазке заблаговременно.

Я остановился возле одной из колонн и, отдав очередной пустой бокал проходящему мимо официанту, прислонился спиной к прохладному полированному столпу. На больших часах на противоположной стене едва перевалило четверть десятого. Уф, как же долго тянется время!

Слева, откуда-то из-за колонны, до меня долетел обрывок разговора.

— А этого сюда как вообще пустили? — брезгливо воскликнула дама постарше. — Вы только поглядите на него!

— Какой позор… — вторила ей вторая, с низким грудным голосом. — До чего мы докатились. А на жёнушку-то его взгляните! Что это за вульгарщина с перьями?

— Говорят, в Петербурге сейчас так модно…

— Ну, не знаю. В наше время так только девки из публичных домой выряжались. Вы поглядите, как обтянулась-то вся! Всё напоказ…

— Вот-вот. Профурсетка!

На первых фразах я поначалу решил, что речь обо мне. Всё-таки комплекс самозванца у меня тут разыгрался не на шутку. Но потом стало ясно, что кости перемывают кому-то другому, и я, поддавшись любопытству, проследил, кого обсуждают стоящие неподалёку от меня матроны.

Кудеяров! Вот уж и правда кого я не ожидал здесь увидеть. Да и вообще, если честно, предпочел бы не видеть ещё очень долго.

Фома был одет с иголочки — в угольного цвета костюм-тройку с серой жилеткой и кроваво-алым галстуком. Позолоченный монокль в глазу поблескивал на свету, словно крошечное зеркальце. Истомина, шедшая с ним под ручку, белозубо улыбалась, поглядывая по сторонам и, кажется, так и светилась от счастья и гордости. Наряд у неё и правда был довольно смелый — облегающее шёлковое платье цвета красного вина с открытыми плечами, поверх — пышное боа из черных перьев. В глубоком декольте поблескивает двойная нитка жемчуга, высокая витиеватая прическа приоткрывает шею, делая акцент на крупных висячих серьгах.

Похорошела. И будто бы даже помолодела лет на пять.

Фома приостановился, учтиво здороваясь за руку с каким-то молодым нефом в мундире. Истомина поначалу тоже уделила внимание собеседнику мужа, но потом отвернулась, оглядывая зал. И мы встретились с ней взглядом.

Улыбка моментально сползла с её лица, а в глазах на мгновение промелькнул ужас. Впрочем, Ольга быстро взяла себя в руки и тут же отвернулась, прильнув к мужу. Я тоже отвернулся и даже перешёл чуть дальше, скрываясь за колонной. Пересекаться с Кудеяровым мне сейчас точно не хотелось бы. Лучше вернусь-ка за свой стол.

Чтобы сделать это, не попадаясь лишний раз на глаза, я решил обойти зал по периметру — там, где между колоннами и стеной оставалось небольшое пространство в пару метров шириной. Что-то вроде коридора, пользовались которым в основном ребята из обслуживающего персонала — мне навстречу то и дело попадались спешащие официанты с подносами.

На стенах длинной вереницей висели портреты. Этакая доска почёта. Или скорее галерея славы. Я даже невольно увлёкся, читая короткие описания к ним.

«Граф Георгий Александрович Колесников. Глава Казённой палаты Томской губернии 1830–1862, кавалер ордена Святого апостола Андрея Первозванного „За веру и верность“ 2 степени — за многолетнюю службу на благо Отечества и за особые заслуги в деле развития железнодорожного сообщения в Сибири».

«Граф Алексей Филиппович Черкасов. Глава Второго Томского экспедиционного корпуса 1818–1834, участник более чем двадцати крупных военно-разведывательных походов в глубинные районы Сайберии. Основатель Саргатского, Боготолского, Балахтинского острогов, первооткрыватель Тегульдетского месторождения электрического эмберита — крупнейшего из найденных в первой половине 19-го века. Награжден орденом Святого Георгия „За службу и храбрость“ 1-й степени, посмертно».

Что ни портрет — то яркая, неординарная личность, даже внешне. И за каждой такой короткой справкой — насыщенная, полная героических свершений жизнь. Особенно это чувствуется на более старых портретах, ближе к эпохе Петра.