Евгений Кунегин ничего этого не знал. В назначенный день он явился прослушать новое произведение машины на музыку Скрябина. Но букетов, как в прошлый раз, не принес, забыл.

Знакомая уже певица спела Пятую прелюдию из 11-го сочинения Скрябина с такими стихами: ТЫ НЕ ПОМНИШЬ

Ты не помнишь!

Ничего не помнишь!

Ни "Царицы скромниц", Ни всего, что сон лишь...

Дух берез и мяты Надышаться просит.

На траве примятой Незабудок проседь.

Мы бежим к реке, Я держу в руке Милый твой букет.

Вещих незабудок Вечно не забуду.

Ты же не помнишь!..

Кунегин нахмурился и проворчал: - Чертовня какая-то...

– Вам не понравилась музыка?
– тревожно спросила Таня.

– Нет, музыка чудесная, тонкая, проникновенная. А ну-ка прочтите-ка мне еще раз это Машино стихотворение.

Таня послушно прочла стихи.

– Ошибка, - сказал профессор.

– Какая ошибка?
– испугалась Таня.

– Я говорил "рабыня скромности", а тут царица скромниц. И вообще мы с вами с букетиками к речке не бегали.

– Вы считаете, что Машенька слишком поверхностно воспринимает поэтическую ситуацию? Я думала, Евгений Петрович, что, возможно, полезно будет насытить машину мыслями такого тонкого психолога, как Стефан Цвейг.

– Стефан Цвейг?
– удивился Кунегин.
– Он ведь не писал музыки.

– Зато писал о музыкантах и вообще тонко понимал человеческую душу, все ее изгибы, горечь, страдания, поэзию...

– Ну что ж, - задумчиво протянул профессор.
– Пожалуй, это будет приемлемее, чем пересказ машине путевых впечатлений о посещении одной подмосковной усадьбы.

Таня не знала, куда деться от смущения, и пролепетала: - Тогда я тотчас принесу Цвейга.

– Допустим, допустим. Какой математический вывод следует из этого сделать?

– Я имела в виду, что, может быть, появится когданибудь "Память сердца".
– И добавила: "Память электронного сердца".

– Вы все еще надеетесь на электронное сердце?

– Но ведь это же тема моей диссертации!

– Диссертации, диссертации, - проворчал Кунегин.
– Диссертация Царицы скромниц о букете незабудок в 107 штук. Как бы это "дитя" не оказалось мертворожденным. Ладно. Готовьте Машеньку к Цвейгу.

И он удалился, оставив Таню в полной растерянности.

И Таня стала насыщать машину произведениями Стефана Цвейга, а в лаборатории продолжала звучать музыка Шопена, параллельно с текстом воспринимаемая машиной.

В назначенный срок Евгений Кунегин задал Тане вопрос: - Чем теперь вы с Машенькой меня ошеломите?

– Письмом Незнакомки.

– Вы с ума сошли, Таня!
– возмутился Кунегин.

– Это же соавторство Машеньки со Стефаном Цвейгом.

– Чертовня какая-то! В средние века вас сожгли бы на костре.

– Разве вы на коне и в латах не отбили бы меня?

– Напротив. Подбросил бы смолистых дров в огонь.

– Не сердитесь, Евгений Петрович. Лучше прослушайте. Певица уже ждет.

Евгений Петрович уселся на стуле посередине комнаты:

– Будем считать -полный аншлаг, - объявил он.
– Какая музыка?

– Четвертая прелюдия Шопена, - ответила Таня.О ней говорится, что исполнена глубокой печали.

– Что ж, - вздохнул Кунегин, - печальте меня, печальте...

Певица спела:

Ты не знал, кто скрыт вуалью тонкой, не знал, что ты - избранник Незнакомки.

Но, как в ее безумном сне, ты вместе с ней в шальную ночь забыл все сны.

У вас был сын!

Нет жарче страсти!

Нет ярче счастья!

Ведь в нем жил ты!

Но сын наш мертв.

И путь мой стерт.

Прощай!..

Тягостной была последующая тишина. Открывшаяся в коридоре дверь словно всхлипнула, застонала. Певица поспешно ушла. Таня провожала ее, а Кунегин не двинулся с места.

Когда Таня вернулась, он накинулся на нее:

– Ну, знаете ли! Вы еще и ребеночка сюда приплели! Мне нельзя слова вымолвить, чтобы вы с вашей Машенькой не подцепили бы его и не всунули в свою "поэзию".

– Разве вы говорили о ребеночке?

– Я говорил о вашей диссертации, которая подобна мертворожденному дитяте. И вот вам - пожалуйста. Ребенок в мертвом виде по Цвейгу подается на самых высоких нотах. Нет, дорогая моя! Так у нас дальше не пойдет. Вы превращаете машину в электронное зеркало собственных чувств. Кончать пора, закругляться, закольцовываться с вашей темой. Древние мудрецы еще в Греции говорили, что кольцо, окружность - воплощение геометрического идеала.