— Да, лучше другую, а то я вообще-то планировал дожить до старости, — соглашается Аякс, а Энид заливисто смеётся, словно это лучшая шутка во всем мире, и склоняет голову ему на плечо.

— Черт, прекратите, вы как сахар с сиропом, — не выдерживает Ксавье, скривившись.

— Ты просто завидуешь, потому что наша готическая Барби снова тебя отшила, — беззлобно поддевает Аякс, и Синклер пихает его локтем в бок.

— Отстань. Пойду лучше займусь тортом, уже половина пятого, кто-то же должен наконец заняться делом.

Конечно же, он завидует.

Ксавье не строит воздушных замков в отношении Аддамс.

Даже если удастся дойти до конца игры, она все равно останется ферзем, а он пешкой.

На выбор дизайна уходит не менее двух часов — Ксавье перерисовывает набросок раз пятьдесят, но каждый раз рисунок кажется недостаточно совершенным для неё. Комкает листы, бросая их в мусорную корзину, не целясь. А затем вновь достаёт и бережно расправляет, опасаясь, что мог пропустить подходящий вариант. Перерывает весь интернет в поисках начинки, которая может прийтись ей по вкусу. Чертова Аддамс настолько усложняет его жизнь, что даже такое простое и обыденное дело как заказ праздничного торта превращается в настоящее испытание. Впрочем, он вообще не уверен, что Уэнсдэй ест сладкое.

Наверняка она питается душами людей.

Или их сердцами.

Или их надеждами.

В 23:50 они собираются в склепе Крэкстоуна. Умерший пилигрим явно вертится в гробу от постоянных визитов столь нелюбимых им изгоев. Ксавье бережно ставит на каменный выступ шоколадный торт, ради которого ему пришлось вынести двухминутный разговор с недоумком Тайлером — в городке с населением меньше двухсот человек слишком скудный выбор кондитерских, он был вынужден обратиться во «Флюгер». Шикая друг на друга и поминутно наступая на ноги, школьники умещаются позади каменного саркофага.

Наконец доносится лёгкое шуршание листьев под ногами, и темнота склепа расступается перед тёплым светом карманного фонарика. Пару раз яркий луч выхватывает из мрака угол саркофага, за которым прячется компания заговорщиков, и им приходится прижаться друг к другу ещё плотнее. Ксавье весь обращается в слух. Ему не нужно видеть ее лица, он и так знает каждую чёрточку — как она напряжённо озирается, готовая в любую секунду броситься в атаку, как напрягается каждая мышца ее гибкого тела, а цепкий взгляд исследует окружающее пространство с хирургической скрупулезностью.

— Кто бы ты ни был, покажись. Нападешь — и станешь калекой, — Уэнсдэй не угрожает. Просто констатирует факт.

— Сюрприиииз! — изгои с дружным воплем выскакивают из-за саркофага и нестройным хором затягивают традиционную песню, — С днём рождения, Уэнсдэй! С днём рождения тебя!

Сияющая от радости Энид выносит торт, а Вещь взбирается на парапет и дирижирует указательным пальцем. Кажется, даже у руки, существующей отдельно от тела, эмоций в разы больше, чем у Аддамс. Лицо Уэнсдэй ожидаемо остаётся непроницаемым, интерес в чёрных глазах загорается лишь тогда, когда, взглянув через плечо, она замечает латинские буквы на стене.

Свечи на торте гаснут.

Как и радость на лицах школьников.

Не удостоив никого вниманием и уж тем более благодарностью, Уэнсдэй склоняется к выбитым на камне словам.

— Здесь латынь. С неба хлынет огонь, когда я вернусь. Первая часть фразы зажглась на газоне Невермора. Это точно неспроста.

Бледные пальцы с чёрным маникюром скользят по буквам, а в следующую секунду она резко запрокидывает голову и падает навзничь. Ксавье сиюминутно бросается к ней, но поймать не успевает. Глаза Уэнсдэй открыты, но совершенно очевидно, что она сейчас видит совсем не потолок старого склепа.

— Это ещё что за чертовщина?! — испуганно восклицает Кент.

— Тише. У неё бывают видения, — сообщает Энид непривычно серьёзным голосом.

— В задницу такую вечеринку, я сваливаю.

— И я, похоже, торт нам не светит… — большинство изгоев поспешно удаляется. В склепе остаются лишь Ксавье, Энид и Аякс. И, разумеется, Вещь, который тут же спрыгивает с парапета и быстро семенит к Аддамс.

Она выглядит мертвой.

Впрочем, она всегда выглядит мертвой, но сейчас — особенно.

Присев рядом на корточки, Ксавье не может удержаться от мимолетного прикосновения к ее щеке.

Долгие дни, когда он заставлял себя не смотреть в ее сторону, были подобны наркотической ломке.

Теперь он наконец получает свою дозу.

— Эээ… И как долго она обычно так лежит? — озадаченно спрашивает Петрополус. Наверняка он чувствует себя не в своей тарелке и предпочёл бы удалиться вместе с друзьями, но пасовать перед подружкой совсем не хочется.

— Не знаю, вроде бы всегда по-разному… — шепотом отвечает притихшая Синклер, приблизившись к Уэнсдэй.