Шрифт:
У лагеря гвардейцев Маку остановил часовой. Как ни молила Мака, сколько ни просила, он не пустил ее во двор. "Назад! Назад!" — вот и весь его разговор. И Мака медленно, то и дело вздыхая и глотая слезы, направилась тем же проулком домой.
Сейчас заря уже окрасила небосклон в розовый цвет. В темном проулке стало светлее. В некоторых домах уже проснулись люди, со скрипом отворялись двери кухонь, плакал чей-то недовольный ребенок, и надсадно кашлял после первой затяжки какой-то заядлый курильщик. Лежавшие во дворах быки, коровы, буйволы поднялись, расправляя затекшие за ночь члены и негромким мычанием напоминая о себе хозяевам. Недовольно захрюкали, ища хоть какую-нибудь лазейку в изгороди, проголодавшиеся за ночь свиньи, но что даст им лазейка, все одно ни в какую щель не пролезешь, все одно не уйдешь со двора; на коротких шеях у свиней небольшие треугольные ярма, чтобы не шастали шкодливые по соседским садам и огородам.
Рассвет быстро набирал силу.
Мака вдруг остановилась, прижав руки к груди. По переулку бежал Джвебе. Он спешил от Инды в свой лагерь — не дай господи опоздать к подъему: изведет взводный. Увидев мать, Джвебе остановился. Что делать? Повернуть назад? Прыгнуть в чей-нибудь двор? Бежать, спрятаться от глаз матери? Нет, сердце сына отбросило эти мысли, и Джвебе, опустив голову, шагнул навстречу матери.
Когда Беглар вошел в комнату Маки, Гванджи еще спал беспокойным сном — мальчику и во сне было холодно, и он, скрючившись, натянул одеяло до подбородка.
Беглар взял с тахты карточку Вардена и Джвебе. Сыновья глядели на него, напряженно и неестественно улыбаясь. В полутьме рассвета стеклянные глаза их казались пустыми, потухшими.
Лоб Беглара нахмурился, в углах губ и на лбу собрались морщины. Он долго, пристально смотрел на сыновей, и морщины понемножку разбежались. Лоб разгладился. "Наверное, Мака пошла к Джвебе", — подумал Беглар, и от этой мысли лицо его посветлело.
Гванджи проснулся сразу, как только вошел Беглар, и, чуть-чуть приоткрыв глаза, смотрел на отца. Когда лицо отца смягчилось, на губах мальчика появилась улыбка.
— Доброе утро, отец! А ты знаешь, учитель Шалва сказал — хорошо, сказал он, что Джвебе переживает.
— И что еще сказал твой учитель? — рассеянно спросил Беглар.
— Учитель говорит, что человек, прежде чем решиться на что-нибудь, должен хорошо подумать.
Беглар улыбнулся:
— Чтоб потом не жалеть, да?
Гванджи, немного робея, спросил отца:
— Ты не послушался учителя Шалвы, а теперь жалеешь?
— Не послушался потому, что сто раз обдумал все, сто раз, а то и больше, прежде чем решить.
— Почему же ты сейчас такой озабоченный?
— Потому что Джвебе наш пришел с этой проклятой гвардией.
— Но ведь тебе все равно не дали взять землю Чи-чуа, отец.
— Сегодня не дали, завтра дадут. Счастье само не приходит, Гванджи. Хорошо запомни это, сынок, — счастье надо завоевать.
— Силой?
— Если прав, то силой, — сказал Беглар. — У правды большая сила. Счастье никто не уступит добровольно. Так было прежде, так будет и впредь. Труженик со дня рождения своего борется за правду и счастье.
— Почему же он не завоевал его, если у правды большая сила?
Беглар присел на тахту рядом с сыном:
— Завоевал. В России труженики уже завоевали свое счастье.
— Утуиа Тодуа сказал мне, отец, что счастье человек обретает только на небе.
— Человек должен добиться счастья здесь, на земле, сынок. Говорю же я тебе — труженики в России уже добыли себе счастье.
— А ты откуда знаешь, отец?
— Знаю, — улыбнулся Беглар, — одна птичка принесла мне эту новость на хвосте.
Гванджи не поверил шутке отца.
— Джвебе ведь пошел в гвардию из-за денег, отец, — сказал Гванджи, вспомнив слова учителя. — Ведь Джвебе хотел, чтобы и нам легче стало. Из-за этого он и пошел в гвардию, отец. Он тоже ищет счастья.
— Ну, и нашел он его? — спросил Беглар. — Счастья деньгами не достигнешь. — Беглар остановился взглядом на желтом от лихорадки, изможденном лице сына, и жалость охватила его. — Эх, Гванджи, Гванджи, и так нам плохо, а твой брат, как стадо, согнал деревню с земли Чичуа…
— Это не Джвебе, отец, — у Гванджи от волнения задрожали губы. — Ты правда не пустишь Джвебе в дом?
— А где мать? — уклонился от ответа Беглар. На глазах Гванджи блеснули слезы, и, чтобы отец не увидел их, мальчик натянул на себя одеяло.
— А Варден слушался тебя, отец? — спросил Гванджи из-под одеяла.
— Врать не буду, кое в чем и не слушался.
— Учитель говорит, что Варден был такой же упрямый, как и ты, отец.
— Он так и сказал, твой учитель? — Беглар откинул одеяло с лица Гванджи.