— Учитель… — Джвебе стянул с головы шапку. — Учитель Шалва… — тихо сказал Джвебе, прося глазами прощения.

Но Шалва был так возбужден, что не обратил на Джвебе внимания. Господи, что же это творится в школе. Нет, нет! Неправдоподобно все это! И поверить невозможно в такое!

Учитель вдруг резким неожиданным движением выхватил топор из рук кашевара.

Эти порубленные, разбитые парты были куплены на деньги крестьян и, что уж таиться, на деньги самого учителя. На такие же трудные, трудовые гроши построена и сама школа. Шалва ходил от двора к двору, вымаливая, выпрашивая копейки и рубли, брал, что мог, даже у неимущих голодал сам и других оставлял голодными, Слабый, болезненный, он собственноручно помогал каменщикам и плотникам. Он отдал постройке школы всю свою молодость, пожертвовал полжизни ради покупки вот этих парт, и тут пришли варвары. Занятый школой, заботами о ней, Шалва не знал личной жизни — все эти годы он снимал комнатушку в чужом доме. Всю жизнь до самой старости — ни одного хорошего дня, и все же Шалва был доволен своим делом и жизнью — потому что была школа, были ученики.

Порубленные, разбитые валялись перед учителем парты. Кто сочтет, сколько учеников сидело за ними, сколько крестьянских ребят приобрели знания. А сейчас эти парты выброшены из класса их сжигают в топке полевой кухни, а из класса доносятся пьяные выкрики.

Учитель двинулся к лестнице. Топор остался у него в руках, но он не заметил этого. Гвардеец, стоящий у дверей класса, преградил путь незнакомцу с топором и знаком приказал ему остановиться. А когда учитель не понял этого его приказа, часовой взвыл, застучал ногами, вскинул винтовку.

Шалва подумал, что гвардеец притворяется немым, чтобы, как и его товарищи посмеяться над старым человеком, но движения гвардейца, вой и пылкость его тут же развеяли подозрение Шалвы. Нет, он и в самом деле немой. Шалва остановился, не зная, как объяснить немому гвардейцу, что это его класс, что он здешний учитель.

Джвебе незаметно пошел за учителем и из-за его спины знаками показал немому: пусти, мол. Немои понял товарища улыбнулся Шалве и, отобрав у него топор, разрешил пройти в класс. Он даже сам открыл дверь перед Шалвой. Из класса вырвались песня и табачный дым. Шалва перешагнул порог и остановился. Немой притворил за ним дверь.

Учителю сразу бросились в глаза пробитая пулей доска, разбросанные на полу книги, тетради, чернильницы, пьяные лица сидящих за столом, капитан с поднятым револьвером и мертвенно бледный председатель общины.

— Социал-федералисты говорят, что такой раздел земли гибель для нашего народа, — продолжал Глонти комментировать изложенную на плакате партийную программу социал-федералистов. — У нас так мало земли, говорят они, что ее не хватает и грузинским крестьянам. Так говорят господа социал-федералисты… — Какая-то мысль осветила лицо капитана, и он отвел наган от лба председателя общины Миха Кириа и прицелился в пятый номер: — Ишь ты, опять земля! Не хватает ее грузинскому народу! Кому не хватает? Народу? Ха, ха! — Капитан прищурил глаза, прицелился в одну из пятерок. — Грузинская земля — собственность народа, — и перед глазами капитана снова возник отец. — Кто дал землю народу… народу… народу… — От горечи и злости голос капитана сорвался. — Кто поверит социал-федералистам? Они врут, лишь бы получить голоса. Все врут. Врут бедным, обездоленным, безземельным, бездомным — народу лгут. Врут все партии, все номера. Нужно пробить головы всем номерам.

Капитан выстрелил, и пуля пробила одну из пятерок.

— Ура! Ура! — закричал взводный Татачиа Сиордиа и грянул на гитаре туш.

Стоявший у дверей учитель зябко поежился.

— Федералисты не врут, господин Глонти, — Миха Кириа преодолел наконец страх, лицо его вновь обрело подвижность. — Я — социал-демократ, но в вопросе о земле поддерживаю социал-федералистов.

— Ишь ты! Ты, меньшевик, председатель сельской общины, держишь сторону федералистов?! — закричал Глонти и снова прицелился в Миха Кириа. — Лгун поддерживает лгуна, и оба дружно обманывают обездоленный народ. О, это просто замечательно, что я не принадлежу ни к одной партии, что я всегда смеялся и смеюсь над всеми вашими партийными программами. Конечно, вы можете сказать: ты, Глонти, офицер правительства… Ну, что же, я отвечу: я наемный офицер! Вот кто я!

Лицо председателя общины снова застыло, мертвенно бледный цвет разлился по нему, глаза расширились. Дуло нагана глядело ему прямо в лоб.

Учитель кашлянул.

Все обернулись к нему.

Повернулось и дуло пистолета.

Председатель общины вздохнул с облегчением.

— Это учитель… этой школы… Шалва Кордзахиа, — сказал он Глонти.

— А, учитель! Пожалуйте, господин Кордзахиа. В ваш класс, как видите, нагрянули непрошеные гости. Ну-ка, туш, Сиордиа! — приказал он взводному.

Татачиа Сиордиа ударил по струнам гитары. В такт музыке стал постукивать по гетрам тростью с набалдашником в виде головы бульдога фельдшер Калистрат Кварцхава.

Офицеры Амиран Аршба и Николоз Гардабхадзе равнодушно оглядели учителя. Обливающийся потом Миха Кириа сидел не двигаясь, обессиленный страхом.

— Хватит, Сиордиа! — воскликнул Глонти, довольный столь эффектным исполнением. — Господин Кордзахиа, это бесспорно лозунг вашей партии? — показал он наганом на стену. — То есть вы принадлежите к пятому номеру, а раз так, то простите — я тут слегка повредил вашу пятерку… Пуля в лоб, как сказал господин Кириа. Пуля в лоб! — Капитан рассмеялся и поднял наган на высоту головы учителя.

Учитель усмехнулся и посмотрел капитану в глаза. В упор. Капитан, не выдержав, отвел взгляд и поспешно, даже слишком поспешно, сунул наган в кобуру.

— Я вас спрашиваю, господин Кордзахиа, — уже более или менее спокойным голосом обратился Глонти к учителю. — Вы принадлежите к пятому номеру?

— К пятому, — ответил учитель.

— Ишь ты! Значит, вы федералист?

— Федералист.

— Значит, вы боретесь за землю. И, если я не ошибаюсь, я видел вас сегодня утром на земле Чичуа?