Как сына, полюбил Карамана известный в те времена в Абхазии контрабандист Бешкен Маргания. Караман проявил удивительные "способности" и вскоре превзошел своего названого отца. Имя его наводило ужас на прибрежный отряд пограничников. Он быстро приобрел богатство и славу, и, кто знает, не стал бы Караман миллионером, если бы его не предал властям один из его шайки. Всех поймали и предали суду. Кому — тюрьма, кому — пожизненная каторга.

Вместе с названым отцом Караман бежал из Сибири в Аджарию, а затем в Турцию, подружился с турецкими разбойниками. Они часто переходили границу, грабили и истребляли грузин. Караман считал себя честным человеком и "патриотом". Однажды во время набега на грузинскую деревню он выбрал удобный момент и перестрелял своих "товарищей" — турецких разбойников. После того он осел в Батуми, подружился там с одним полковником, грузином, из "дикой дивизии", и тот увез его в Россию.

Началась война с Германией, и Караман прославился в первом же бою. Через несколько месяцев он получил звание прапорщика. Грудь кавалериста в черной чохе украшали георгиевские кресты и другие награды. Многие завидовали его судьбе и славе, но Караман не зазнавался. Был предан товарищам, не раз спасал их в бою, рисковал жизнью, никому не делал зла. Такой же товарищеской преданности требовал он и от других, не щадил изменников. Поэтому в дивизии у него было много врагов. После поединка на саблях с одним польским офицером Караман был принужден уйти из дивизии. Началась гражданская война, Караман примкнул к красным, но не ужился с ними и перешел к белым, а под Царицыном ушел и от них. Отправился на родину и оказался в Абхазии.

Было смутное время. Все, что Караман имел, он растратил в кутежах. Тогда-то и вспомнил он свое старое "ремесло": взялся за конокрадство. Он мог вывести коня из-под десяти замков. Воровал в Кабарде, Черкесии, Абхазии, Мегрелии, держал в страхе всю Западную Грузию. Многие знали, кто дерзкий этот вор, но не осмеливались назвать его.

Караман так ловко изменял тавро украденной лошади, что сам черт не признал бы ее. Если добытая лошадь не нравилась покупателю, Караман "обрабатывал" ее: стачивал зубы, надрезал кожу на голени, поддувал, и кляча делалась похожей на крепкую молодую лошадь, откормленную на высокогорном пастбище Асхисмта.

Продажу он поручал другим.

Награбленное в Абхазии сплавлялось в Черкесию, украденное в Мегрелии — в Имеретию. О ловкости Карамана ходили легенды. Особенно долго помнили такой случай. Однажды на свадьбе известный абхазский князь похвастался: "Куда Хвингия украсть мою лошадь! Он и сесть на нее не посмеет!"

Когда Караман узнал об этом хвастовстве, он пришел в бешенство. Прежде ему нравился этот прославленный наездник и хлебосольный хозяин, Караман и сам не делал ему ничего худого и других воров не подпускал к его дому. Но теперь решил проучить его.

Абхазца предупредили, и тот позаботился о защите своих лошадей. Двор был обнесен высокой оградой, повитой сверху колючей проволокой. Усадьбу сторожили три собаки, которые могли бы разорвать и тигра. Но что могло помешать Караману! Он пролез бы и сквозь сито.

Караман заказал кузнецу три больших крюка. Темной ветреной ночью взобрался на стоящую перед домом абхазца чинару, насадил на крюки по куску мяса и спустил эти необычные удочки во двор. Караман тихонько завыл шакалом. Собаки ринулись к чинаре и набросились на мясо. Каждой досталось по куску с крючком. Как огромных рыбин, Караман "выудил" одну за другой всех трех собак и развесил на сучьях чинары. Потом спокойно спустился с дерева и без труда открыл двери конюшни. На двенадцать лошадей он наложил позорное тавро, а тринадцатую — любимого хозяйского жеребца — увел.

— Ававай! — воскликнул утром пораженный ужасом абхазец, увидев висящих на дереве собак. — Погубил меня, проклятый, на весь мир опозорил!

А когда узнал о судьбе лошадей, земля ушла у него из-под ног. Но что мог он сделать Караману?

Восемь лет безнаказанно разбойничал Хвингия, а когда приобрел достаточное богатство, остепенился. "Кажется, большевики крепко обосновались, — рассуждал он про себя, — скоро за меня примутся". Он оставил воровство, занялся мирным хозяйством, попытался создать семью. Но супружеское счастье продолжалось недолго: на второй год жена умерла от родов.

"Вот видите, — говорили в народе, — женщина не смогла родить сына дьяволу".

Кто скажет, скольких женщин знал Караман? Они дрожали под его взглядом. Но жена владела сердцем этого человека, и ее смерть надломила Карамана. Он распродал все, что имел, и вернулся в родную деревню. Тут он родился и вырос, тут были могилы его матери и отца, тут и сам он хотел сложить свои кости. Разумеется, он не думал, что черные дни придут для него так скоро…

На месте старого родительского дома Караман выстроил новый дом на сваях, развел сад и виноградник. Казалось, он мог долгое время жить, не ударяя пальцем о палец. Награбленного, наворованного ему хватило бы до конца дней. Но жители деревни чуждались Карамана…

Сейчас он с тяжелым сердцем подходил к дому с красной вывеской. "Правление колхоза "Новая жизнь". С горькой усмешкой посмотрел он на вывеску. "Новая жизнь"… Я собираюсь вступить в новую жизнь… Одного человека выселяли из деревни, а он требовал, чтобы его назначили старостой. Так-то и у меня…"

Из ворот правления выходили крестьяне. Караман остановился, уступая дорогу. Один из колхозников спросил его:

— Зачем пожаловал, батоно Караман? Уж не собираешься ли в колхоз вступить?

В тоне, каким был задан этот вопрос, сквозила насмешка. Караман посмотрел на колхозника из-под грозно нахмуренных бровей. Перед ним стоял Гайоз Квиквиния, к которому Караман питал давнишнюю ненависть. Отец Гайоза причинил много зла семье Карамана, а теперь и этот издевается. "Зачем пожаловал, батоно Караман? Уж не собираешься ли в колхоз вступить?" — Эти слова, сказанные Гайозом с издевкой, как пуля, застряли в сердце Карамана. "Ну, погоди же, — злобно подумал он, — ты у меня поплатишься за эту дерзость! Много я терпел от тебя!.."