— Молодец! Когда идешь на "дело", лишний золотник груза погубить может. Ну, ступай в дом, а я лошадь поймаю…

Перепрыгнув через забор, Караман обнажил кинжал и с остервенением стал рубить виноградные лозы. Сталь свистела на ветру, лозы летели направо и налево. Покончив с виноградником, он схватил топор и стал рубить мандариновые и лимонные деревья, пока в саду не осталось ни одного дерева. Затем выпрямился, отер пот с лица рукавом, огляделся… Все! Вернувшись на двор, он быстрым шагом направился к стоявшей под навесом лошади и тихо позвал ее:

— Джогориа! — Лошадь приблизилась. — Коста, давай сюда седло! — Он повел лошадь к балкону, но духанщик не отзывался.

— Коста! — раздраженно крикнул Караман в темноту. — Слышишь, давай седло!.. Куда же девался этот сукин сын?

Караман отпустил лошадь, вошел в дом. Коста лежал на тахте в передней комнате и спал, положив голову на хурджин.

— Ах ты, ублюдок! — мысленно выругался Караман. — Да и может ли торговец быть настоящим мужчиной? — Он хотел поднять духанщика пинком ноги, но передумал: "Нет, для меня он лишнее бремя. С таким на серьезное дело нельзя идти. А ну его к черту!" — Он склонился над спящим, осторожно вытащил хурджин и положил под голову Коста подушку.

Стараясь не шуметь, Караман надел на себя оружие, накинул бурку, подхватил приготовленный ранее узел, перекрестился и неслышно, по-воровски, покинул дом. Во дворе оседлал коня, приторочил вещи, проверил — надежно ли. Огляделся. Кажется, все. Взял коня под уздцы, вывел на середину двора и тут его оставил. Затем кинулся под лестницу, нашарил там большую бутыль с керосином и обежал с ней вокруг дома… Бежал и плескал на стены. Бросив бутыль, чиркнул спичку и вскочил в седло.

— Лети, Джогориа! — шепнул он коню и пригнулся к гриве.

Жеребец с места взял в карьер и, как камень, пущенный из пращи, перелетел забор и скрылся во мраке.

Огонь сразу охватил дом. Яростный ветер помогал огню.

В деревне сразу же заметили огонь. Люди со всех сторон бросились к дому Карамана, перескакивали через заборы, вбегали в ворота.

— Воды! Воды!

Зазвенели кувшины и ведра. Но скоро стало ясно, что дом не спасти.

Одним из первых прибежали Гайоз и его жена. Женщина стала вопить. Гайоз мрачно, глухо проговорил:

— Одурачил нас, проклятый! Кто видел добро от этого чертова выродка?!

Люди пожимали плечами, не понимая, почему Гайоз и его жена убиваются по дому Карамана.

Со всех сторон сыпались вопросы:

— Да вам-то что?

— Почему кричишь, женщина?! Или жалко тебе этого разбойника?

И тогда Гайоз рассказал людям о покупке дома.

Вдруг из бушующего огня донесся отчаянный вопль:

— Помогите!

— Это Караман! Караман! — закричали вокруг.

Живой факел, размахивая горящими руками, с хриплым криком бросился к лестнице, но не пробежал и половины пути, как был придавлен рухнувшим потолком.

Никто не сомневался, что в огне погиб Караман, однако никто не жалел его.

— Догнали грехи несчастного!

— Сколько зла принес людям, а от своей судьбы не ушел…

Вскоре огонь перекинулся на кукурузник, затем на курятник и кухню.

Вдруг в толпе закричали:

— Горит контора правления!

— Амбары горят!

Народ хлынул к правлению колхоза.

…Когда охваченный пламенем родной дом остался позади, Караман погнал жеребца напрямик к реке. Там он привязал его в зарослях, а сам бросился к правлению колхоза. Увидев бежавших на пожар колхозников и колхозниц, он спрятался за дерево. Со всех сторон неслись крики:

— У Карамана огонь!

"Я вам покажу огонь!" — злобно шептал Караман.

Перепрыгнув через чей-то забор, он огородами беспрепятственно добрался до здания правления колхоза. Тут же были расположены и общественные амбары. Выхватив из кармана бутылку с керосином, он плеснул в одном месте, в другом, третьем…

Сторож до того был увлечен пожаром и с таким интересом смотрел на пылающую усадьбу Карамана, что совершенно не слышал, что делается у него за спиной, во дворе правления. Оглянулся он лишь тогда, когда вспыхнули амбары.

— Караман, я узнал тебя! Это ты поджег! — закричал сторож и бросился к поджигателю.

Караман, быстро обернувшись на крик, два раза выстрелил из карабина. У него был обычай — если убитый падал лицом вниз, переворачивать его: пусть, прежде чем испустит дух, взглянет на бога. Не изменил он этому обычаю и теперь. Перевернув сторожа лицом кверху, он сказал с усмешкой:

— Зачем же дал ты убить себя, Баграт?

На дороге послышался цокот копыт. "Милиция", — догадался старый разбойник. Бежать сейчас было опасно, и Караман тихонько присел в темноте под плетнем.