Сесирква чуть повернул лицо в ее сторону.

— Я — Синту, господин! Турки разбиты, Дадиани победил.

Липартиани все так же смотрел в лицо девушки ничего не выражающим взглядом.

— И Чонти скоро вернется, господин…

Во взгляде больного мелькнула искорка сознания, он словно пытался вспомнить что-то. Наконец потрескавшимися от жара губами он повторил вслед за девушкой:

— Чон-ти…

— Да, да, Чонти! — Синту еле сдержала крик радости: наконец-то Сесирква заговорил.

Липартиани, не отрывая глаз от лица Синту, мучительно напрягся.

— Чонти… Его убил… Махмуд-Гассан, — произнес он тихо, но внятно.

Синту выпустила, почти отбросила от себя руку господина и вскочила на ноги.

«Нет, нет!» — шептала она, отступая к двери. На пороге обернулась, с ненавистью взглянула на Сесирква и вышла из комнаты. Миновала двор, отворила калитку и побежала по тропинке. Люди удивленно провожали ее взглядом. Никто не решился остановить девушку, спросить, что за горе поразило ее.

Добежав до старой ольхи, Синту остановилась. Здесь простились они, здесь встретит она Чонти. Он вернется, вернется!..

С утренней зари и до вечерней сидела Синту и глядела на дорогу. Не откликалась на обращенные к ней слова, не слушала утешений. Она была наедине со своим горем. Смотрела на дорогу и ждала. В сумерках уходила в лес. Забывалась недолгим сном в заброшенной пастушьей хижине. А на рассвете, едва только можно было разглядеть путника на дороге, — уже опять сидела под ольхой.

Давно вернулись домой оставшиеся в живых. Раны стали рубцами. Медленно возвращался к жизни Сесирква. Как только сознание пришло к нему, он сразу спросил о Синту. Огорчился, забеспокоился, приказал сахлтухуцеси привести ее во дворец, показать лучшим лекарям, приставить к ней прислужниц для ухода.

Но Синту отказалась выполнить волю господина: она не могла простить ему слов о гибели Чонти, Неужто не знал он, что Чонти не мог погибнуть от турецкой сабли!

Уже и осень отступила перед зимой, а надежда ни на миг не оставляла Синту. Стоило показаться издали на дороге путнику, как девушка тотчас же вставала с земли и затаив дыхание ждала его приближения. Но путники проходили мимо. «Опять не Чонти! Почему же ты медлишь?! Ведь я жду тебя!»

Теперь Синту стала расспрашивать каждого прохожего, не видел ли он ее Чонти, не слышал ли случайно о нем. Когда же путник шел в ту сторону, где скрылся Чонти, она говорила:

— Если встретишь Чонти, обязательно скажи ему, что я жду его, что истомилась в ожидании…

Говорят, время лечит горе. Но Синту ничего не могло излечить. Дни шли за днями, а боль в душе не притуплялась. Липартиани пытался спасти девушку, его посланцы уговаривали ее вернуться, но она лишь молча качала головой. Сесирква решил было силой вернуть ее во дворец, но лекари отсоветовали.

Уже второй месяц, как Сесирква Липартиани встал на ноги, но все не решался пойти туда, где под старой ольхой Синту ждала своего Чонти. По повелению Сесирква хлебопек Иванэ Тудзбая должен был заботиться о Синту.

Братья Тудзбая погибли в Чаладидской битве вместе с Уча Пагава. Потому и поручил Сесирква старому Иванэ заботу о Синту: пекарь любил девушку, как родную дочь, и забота о ней смягчала его горе.

По утрам, когда Синту сидела под старой ольхой и хибарка ее пустовала, Иванэ приносил еду, прибирал в комнате и разжигал очаг. Возвращаясь, подходил к девушке, усаживался возле нее на узловатое корневище ольхи, доставал свою прокуренную трубку и, набивая ее, ласково говорил:

— Вот и мои мальчики задержались. Люди говорят, в лесах еще остались турки, не всех еще выловили…

И хотя на грузинской земле давно уже не оставалось ни одного турецкого захватчика, Синту верила тому, что говорил Иванэ.

Однажды старик приехал, как обычно, к Синту. Еще издали заметил он, что дверь хибарки приотворена. Это показалось старому хлебопеку дурным знаком. Он спешился и, перекинув хурджин через плечо, шагнул к хижине. В открытую дверь он увидел Синту. Девушка лежала, скорчившись, словно от холода.

Иванэ вбежал в комнату и склонился над ней.

— Это ты, дедушка Иванэ! — слабо улыбнулась Синту. — Знаешь, сегодня вернется Чонти! — Она попыталась приподняться, но не смогла.

— Не вставай, Синту, не надо…

— Сегодня вернется Чонти, — повторила Синту, умоляюще глядя на старика. — Помоги мне, дедушка, ведь я должна его встретить, а у меня колет в боку. Но это ничего — ты только помоги мне встать, а уж я пойду сама! — Губы Синту были тронуты синевой, руки бессильно лежали вдоль тела. — Знаешь, дедушка Иванэ, он приходил сюда каждую ночь. Едва темнело и нельзя было преследовать турок, он шел ко мне. Вчера всю ночь он был здесь. А уходя, сказал: завтра приду насовсем… Помоги же мне, дедушка, мне нужно встретить его там…