Все старались подойти поближе к Дуту.

— «Не отдам я тебя, сынок», — успокаивал я Уту, — сказал Дуту.

К крестьянину, сидевшему на вороном коне, подсел низкорослый крестьянин, чтобы лучше видеть Дуту.

— Дверь мне сломали Парна, Кехма и Эхма… — бормотал Дуту.

Люди поглядывали на Кехму и Эхму.

Они стояли у своих лошадей.

— Больше не шептал Ута… — сказал Дуту.

Народ смотрел на Кехму и Эхму.

Ухватившись за поводья, стояли Кехма и Эхма, рыскали глазами по сторонам.

Народ так тесно сомкнул круг около Кехмы и Эхмы, что их не стало видно.

Парна, стоя на балконе, увидел это и вбежал в комнату.

— Почему не позвал ты меня, отец! Что меня, несчастного, усыпило так крепко! — слышались из комнаты причитания Кахи.

— Ой, Пэху! Ой! Пэху! — причитала госпожа-мать.

Голосили и другие женщины…

— Кехма и Эхма разрыли золу в очаге и зажгли лучину… — бормотал Дуту.

— Господин повесит тебя на дереве, несчастный ты, Дуту!

— Хоть христианином умер Ута, — сказал Дуту.

— Ты сын греха, Дуту!

А во двор все шли и шли. Вбегали в ворота, перескакивали через примятый плетень.

— Диду, Пэху! Диду, Пэху! — причитала в комнате мать-госпожа.

Сверкнула молния, над Уртой прокатился гром.

— Ута не дрожал больше. Глаза его выкатились… — все бормотал Дуту.

Небо разверзлось, хлынул дождь.

Девушка, преследуемая парнем, бежала по переулку. Время от времени она оглядывалась назад: бежит ли за ней парень. «Беги же быстрее, парень! Что тебя сковало, парень!» Парень бежал по следам девушки, а девушка не касалась ногами земли, подол ее платья взлетал выше колен. Парень не сводил глаз с ее длинных голых ног. Загон для скота был тут же, в переулке, девушка остановилась возле него, ей не хватало терпения. Тут парень и настиг ее. Они знали: в хлеву было сухое сено и туда теперь не войдет ни одна живая душа.

1965

Перевод Юрий Нагибина и С.Серебрякова

Синту видела сквозь щелку в двери, как Чонти снял на балконе с гвоздя саблю и копье, вышел во двор и быстро зашагал по тропинке. Девушка смотрела так, будто хотела остановить его, но он не оглянулся. И вот Синту стоит, опершись голым плечом о косяк двери, и задумчиво глядит вслед Чонти.

«Зря ты сердишься на меня, дорогой! Не виновата я. Не могла же я запретить господину смотреть на меня! Он господин, а я его раба… Какая сила сковала меня? Почему отпустила я Чонти, не побежала за ним? Но я знаю его: стоит ему переступить порог, как он перестанет сердиться…»

Синту смотрит на дорогу, по которой ушел Чонти. Далеко-далеко убегает она и пропадает в знойном мареве. Щурит Синту свои большие глаза, и снова видится ей Чонти. На нем короткая, ладно пригнанная чоха и мягкие сапоги. Через плечо перекинута сложенная вдвое бурка, за поясом — сабля и широкий кинжал, в руке на весу — копье. Все дальше и дальше уходит он своим упругим, размеренным шагом.

Обширный двор перед господским дворцом пуст. Дрожит и тускло мерцает отяжелевший от зноя воздух. И хотя Чонти давно уже скрылся, из глубины амбара, из марани, из пекарни и конюшни, из виноградника и огорода смотрят на тропу десятки глаз: выдержит ли Синту? Когда девушка показалась в темном проеме открытой двери, все взоры тотчас же обратились к ней.

«Нужно догнать его! Я же ни в чем перед ним не виновата: разве закажешь господину глядеть на меня, на то он и господин! Я должна нагнать Чонти! Сбор воинов назначен возле шатра Арзакана…»

Девушка перешагнула через высокий порог, подол ее платья поднялся к колену и снова скользнул вниз.

Синту идет по двору. Люди следят за ней. Вот она поравнялась с дворцом, который высится посреди пустынного двора, гордо вздымая вверх крытую сверкающей черепицей кровлю. Синту бросила быстрый взгляд туда, где в густой тени ореховых деревьев находилось окно Сесирква Липартиани, ее господина. Тяжелый занавес закрывал окно, — Сесирква еще ранним утром отправился к месту сбора воинов. И Чонти ушел туда, он всегда сопровождает господина в походах. Если бы не десятки следящих за нею глаз… Ну и пусть смотрят, пусть думают о ней что угодно!..

Синту уже бежит, изо всех сил спешит к шатру Арзакана. Юноши, увидев ее, восхищенно переглянулись, мужчины подкрутили усы, старики заулыбались, а женщины с завистью вздохнули.

К полудню зной усилился, небо дышало жаром, как раскаленная сковородка. Синту выбежала на пологий берег Техуры, резко остановилась. В речке понуро стояли лошади. На другом берегу, в лощине, вокруг шатра Арзакана вповалку лежали обессилевшие от зноя воины.

«И Чонти там. — Перед глазами ее всплыло сердитое лицо Чонти. — Я всего только улыбнулась господину! А что мне было делать? Я же раба его, а он господин мой!»

Синту, не раздумывая, кинулась в воду. Обычно холодная, Техура была насквозь, до самого дна, прогрета солнцем. Выйдя на другой берег, Синту побежала туда, где высился шатер Арзакана. Ее босые ноги оставляли влажные следы на раскаленной, пересохшей от зноя земле. Воины, видимо, заметили девушку, один из них приподнялся и стал глядеть в ее сторону, прикрывая рукою глаза от солнца. Смиту тотчас же узнала Чонти и остановилась…

А вслед Синту, не видевшей сейчас ничего, кроме вставшего ей навстречу Чонти, мчался от реки табун взбесившихся от жары лошадей. И тотчас же, словно по чьему-то неведомому знаку, стремительно выбрались на берег и помчались за ними стоявшие в реке кони. Какое-то безумие гнало их вперед, и они плотным табуном неслись прямо на Синту. Взметенная тысячами копыт, поднялась и повисла в воздухе тяжелой завесой туча пыли. Казалось, спастись от надвигающейся беды невозможно. Синту на миг оглянулась и побежала. С угрожающей быстротой настигал ее топот копыт — звук преследующей ее смерти. Все ближе и ближе… Чья-то сильная рука подхватила девушку с земли и подняла на коня.