Нати так стремительно и неожиданно вошла в воду, что Гудза и не заметил этого. Испуганно озираясь, он стал звать сестру. "Неужели ее опять похитили янычары?" Но когда Нати вышла из воды, мальчик сразу успокоился. От холода ее кожа разрумянилась, но девушка не ощущала холода. Она прыгала и резвилась так, будто к ней вернулось детство. Она громко смеялась и хлопала себя ладонями по бедрам, и сверкающие бусинки воды катились вниз по ее телу, — она была похожа в этот миг на высокое, сильное растение, выросшее на склоне горы, на стеблях и листве которого не могут удержаться дождевые струи.

— Что с тобой случилось, Нати?

Гудза стоял рядом, в нескольких шагах от сестры, но голос его донесся до нее откуда-то издалека, приглушенный и невнятный…

Они вернулись в хижину Кваци. Гудза еще долго не мог уснуть. Он был полон новых сильных впечатлений и все говорил сестре о Джонди Хурциа: "Какой Джонди смельчак, скольких янычар он и его люди убили, скольких несчастных, вроде нас, они освободили. И ты погляди, сестра, в какой опасности они живут, — днем и ночью не расстаются с оружием. Недаром многие люди в Одиши клянутся солнцем Хурциа. А какой он добрый, Джонди Хурциа. Вот видишь, тебе он даже платье подарил…"

Мальчик так и уснул с именем Джонди на губах. Нати задумалась и забыла подбросить дров в очаг. Она сидела в темноте и, прислушиваясь к спокойному дыханию брата, думала, думала… "А какой он добрый, Джонди Хурциа, — с сомнением и невольным страхом повторяла она слова брата, — тебе он даже платье подарил. Подарил, подарил, — уже почти с отчаянием прошептала Нати, и вновь так же, как и у водопада, перед ней возник Джонди, и она, не раздумывая, с радостью пошла к нему. Нати слышала биение своего сердца, она знала, для чего оно сейчас бьется, для кого оно бьется, но она никак не могла понять, что творится в сердце Джонди. "А какой он добрый, Джонди Хурциа". Почему она все время думает об этом, почему сомневается, почему боится?

На улице послышались чьи-то шаги. Нати встрепенулась и бросила в очаг на еще тлеющие угли охапку сухого хвороста. Огонь разгорелся сразу, и в пацхе уже стало светло, когда открылась дверь и вошел Кваци. Лицо у него было веселое, и глаза смеялись.

— Ушли, — сказал он Нати, — даст бог, к утру будут дома. Счастливцы! — Он проговорил это таким тоном, будто сам был невольником и теперь завидует тем, кто обрел свободу.

Нати с удивлением посмотрела на Кваци. Так вот он какой!

— Кваци, — нерешительно начала она и запнулась: "Господи, только бы он понял".

— Я слушаю тебя, ткаши-мапа.

— Если Гудза твой брат, то я буду твоей сестрой.

— У меня есть три сестры, девушка.

— Я буду четвертой, Кваци.

— Я для тебя только леший. Очокочи!

— Не говори так, Кваци.

— Я для тебя только противный очокочи.

— Не говори так, брат мой.

— Ладно, не буду, Нати.

Кваци отвернулся. Некоторое время оба молчали.

— Я хочу спать, Кваци. Где мне тут можно лечь? — спросила Нати.

— В пацхе у Джонди, — ответил Кваци.

— Но я не хочу там спать, — сказала Нати и покраснела, потому что это была ложь. И Кваци, конечно, видит, как ей хочется в пацху Джонди.

— Джонди велел. Пусть, говорит, спит в моей пацхе, — с деланным равнодушием пробормотал Кваци.

— Правда?! — Нати не сумела скрыть своей радости.

— Джонди велел, — повторил Кваци. — О Гудзе не беспокойся. Ступай, ткаши-мапа.

Плотно сжав губы, Кваци не мигая смотрел на огонь. Нати пошла к двери. У порога она помедлила, хотела обернуться, посмотреть на Кваци, но раздумала, шагнула через порог и побежала.

Кваци слышал, как быстро удаляются ее шаги, и горькая усмешка искривила его губы…

В пацхе вожака за накрытым лотком сидели двое гостей. Они не были похожи на людей Хурциа. И одеты они были не так, как мегрелы: на них были короткие архалуки и чохи, полы которых были подогнуты и заправлены за пояс. Головы у гостей были бритые, бороды подстрижены вдоль скул и подбородков. И вос-ружены они были по-иному, и говорили на другом языке.

Нати остановилась на пороге: она не знала, можно ли ей при гостях зайти или следует вернуться к Кваци.

Джонди кивнул ей. Нати вошла.

Две больших лучины освещали пацху. Гости беззастенчиво, жадными глазами уставились на девушку. Нати растерялась, она не решалась сесть ни на скамью, ни на бурку, разостланную в предназначенном ей углу. Гости поднялись, чтобы уйти, но не уходили и все смотрели на Нати. Наконец, поправив шапки, они двинулись к дверям, но, проходя мимо Нати, чуть не свернули себе шеи. Нати опустила глаза, но все же увидела, как Джонди взял обоих за затылки и повернул их головы в сторону двери. Джонди и его гости вышли.