Председатель оглядел каждого из нас. Видно было, что предложение заинтересовало его.

— А сколько зерна вы сможете взять?

— До десяти пудов, не меньше. Вернемся, отдохнем и снова пойдем. В школе ведь у нас сейчас нет занятий.

— А если с вами что-нибудь случится, кто будет отвечать? — сказал председатель, махнул рукой и зашагал к винограднику.

— Дядя Полиекто, уважаемый Полиекто! — Гигия погнался за председателем и схватил его за рубаху.

Мы все невольно двинулись за ними.

— Очень просим… Ну что с нами случится, мы же не дети, мы же не первый раз идем на мельницу. Для нас это будет как поход, и мы хоть немного поможем колхозу. Ну не откажите нам, пожалуйста, — упрашивали ребята.

Председатель остановился, вытащил папиросу. В его огромных руках папироса казалась крохотной.

— А вы советовались со старшими? — повернулся председатель к Гигии.

— Пока нет… — запнулся мальчик.

— А вдруг не пустят?

— Пустят, пустят! — закричали мы все.

— Я согласен, но сперва спросите родителей, а потом приходите ко мне.

Мы запрыгали от радости и помчались обратно в деревню. Бригадир пошел было за нами, видимо, что-то хотел сказать, но раздумал, махнул рукой и отстал. Мы пробежали мимо загорелого, худощавого колхозника, который, засучив рукава, отмывал от купороса руки.

— Брось, Михако, может, тебе и не придется ехать на мельницу, — крикнул ему председатель.

С шумом, с веселым смехом ворвались мы в деревню, с грохотом взбежали по лестнице Левана, ворвались во двор Мумуки, окружили мать Гигии, сладкими словами умаслили мою бабушку. Наконец сумели всех уговорить. Сердца наши переполняла гордость…

Было уже за полдень, когда с мешками на плечах шагали мы по направлению к Хангэсу. У некоторых утренний энтузиазм уже прошел, кое-кто сгибался под тяжестью мешка, то и дело перекладывая его с плеча на плечо. Труднее всех пришлось с непривычки мне, но я всячески старался, чтобы ребята не заметили этого. Я никому не уступал в силе, кроме Гигии, да и мешок мой был не больше, чем у других, но деревенские ребята были выносливее.

«Хоть бы кому-нибудь захотелось отдохнуть», — думал я, а сам все больше и больше отставал. Постепенно стихли разговоры, шутки, смех. Все брели молча. Впереди шел Гигия, позади всех плелся я. Ребята оглядывались, спрашивали, не устал ли я, но я делал беззаботное лицо и, улыбаясь, качал головой.

С тяжелым грузом на плечах, шагая гуськом, мы, наверное, были похожи на муравьев. Возможно, я еще некоторое время смог бы тащиться из последних сил. Но Гигия свернул на крутую тропинку — так было ближе, — и дорога пошла в гору. Я начал задыхаться и, чтобы ребята не заметили, как мне тяжело, еще больше отстал. Мешок выскальзывал из моих горячих ладоней.

«Положу на землю и поволоку, — мелькнуло у меня в голове, но я постеснялся самого себя, хотя чувствовал, что ноги мне уже не подчиняются, а мешок взмок от пота. — Эх, городской человек, неженка, зря ты вздумал равняться с закаленными деревенскими ребятами…»

Вдруг мешок выпал у меня из рук. Я быстро нагнулся и сделал вид, будто сам положил его на землю. Почувствовав, что ребята оглянулись, я свернул в кусты, немного подождал и снова вышел на тропинку. Вижу, ребята сложили мешки в ряд, а сами присели отдохнуть. Я упал как подкошенный и прижался к земле.

— Солнце заходит, — сказал Мамука.

— До ночи еще долго, — добавил Леван.

— Мы уже прошли половину пути и сумеем дойти засветло, — сообщил Гигия. Он лежал на небольшом холмике, положив руки под голову, и глядел в небо.

— Интересно, что думает теперь наш председатель? Наверное, решил, что мы уже возвращаемся домой, — сказал я.

— Хороший он человек, — добавил Мамука.

— Хороший! А почему не послал с нами своих ребят? — спросил я.

Гигия засмеялся:

— Куда им, они еще под стол пешком ходят: одному девять, а другому шесть лет.

— Чего же тогда твой отец спрашивал: почему ты не дружишь с ними? — сказал я и потянул Бачуку за штанину.

— Не знаю, сегодня он сказал это впервые, я сам удивился, — ответил Бачука, поглядывая на Гигию.

Мамука приподнялся, достал папиросу и стал шарить в кармане.

— Сейчас же выбрось! — сказал Гигия, не глядя на него.

— Покурю немножко, у меня только одна папироска, больше нет.

— Брось, говорю!

— Ты думаешь, я правда курю? В дорогу взял, так просто…

Гигия быстро приподнялся. Мамука тотчас бросил папиросу, словно обжегся. Потом рассердился.

— Ведь и ты курил?! — выкрикнул он, глядя на Гигию.

— Курил, а теперь не курю. Влетело. — Гигия взглянул на дорогу и сказал: — Ну, а теперь пошли, опоздаем.