Наконец один старый пират, с тонким носом и острым подбородком, с которого свисали три седых волоска, медленно заговорил хриплым голосом:

— Был такой Брухер…Да, был такой… Помню… Среднего размера торгаш под названием Брухер. Не старый, не новый… Хотя давно это было. Теперь уже, наверное, старый…

Шёл он пятому морю, уж не помню зачем, но, видно, дело было не самое важное. И сперва всё было нормально, как вдруг, с утреца, встали парни и капитан и заметили, что всё море серым-серо — всё укутал серый туман. И ветра нет. А Брухер просто стоит, качается туда-сюда, туда-сюда…

Ну капитан и матросы почесали репы и решили подождать. Один день подождали, второй… Ничего. Море серое, как будто даже серее стало, и ветра нет, и тишина. Только волны тихо хлещут, и Брухер все качается и качается, туда-сюда, туда-сюда.

Матросы уже начинали волноваться, да и капитан понял, что дело не туда ведёт, как вдруг дунул ветер, сильный, внезапный, и туман исчез. Все помолились и на всех парусах бросились нагонять своё дело. Причалили, всё привезли, и вдруг, в таверне, замечают матросы, что что-то оно не так… А что — непонятно. Один мужик как будто косится на них, а почему — непонятно. Ну они терпеть такое не привыкли, понятное дело. Подходят, спрашивают, дескать, в чём проблема, чего смотришь, а мужик отнекивается, молчит, извиняется и сразу уходит. Парни пожали плечами, попросили ещё кружку пива… И вдруг понимают, что на них теперь уже вообще все смотрят. Пристально, но скрытно, так, что если не знать, то и не заметишь.

Ну парни они сильные были, но здесь что-то совсем не так, вот они потому допили и ушли… А потом встретились со своими возле корабля, и те нервные немного. Поговорили и, дескать, на них тоже смотрят. А потом возвращается молодой паренёк, всегда живенький был, а сейчас совсем бледный и говорит, что он, типа, шлюху портовую снять пытался, всё как надо, снял, отвёл, а потом при свете лампы как посмотрел ей в глаза, пристально, и они вдруг показались ему стёклышками, из которых выглядывает кто-то. Вот он сразу натянул штаны и сбежал. И если раньше с него бы посмеялись, глупость, мол… То теперь никто не смеялся.

Потом и капитан вернулся тоже нервный какой-то, и сказал, что сегодня ночевать все будут на Брухере… Ну матросы и не против совсем. А уж ночью вышли на палубу, посмотрели на порт и заметили странное дело: темно. Вот совсем темно. Все окна тёмные, хотя обычно оно как, найдётся два или три светлых окна, а тут прямо все темные. Матросы щурятся… И дрожь до костей пробирает. В окнах — тёмные фигуры. Стоят прямо, неподвижно, и смотрят… Прямо на них.

Тем же утром Брухер оставил проклятый остров и стал возвращаться в свою гавань. Матросы было думали, что всё, больше этого не будет, но потом они сделали остановку на другом острове, и там — тоже самое. И ещё на другом, и на третьем такое было. А когда они вернулись к себе домой… Там… Совсем. Даже их семьи, и те смотрели на них странно. И вели себя странно. Один матрос и вовсе, когда они потом встречались, рассказывал, что просыпается, и жена его не спит, а просто лежит рядом и смотрит прямо на него. И маленькие глазки ещё выглядывают из приоткрытой дверцы — дети подглядывают. Пристально так. Не отрываясь. Не моргая. И ведут себя все тоже подозрительно. С виду нормально, а как будто и… не так.

Матросы стали встречаться, шептаться. Думали, что происходит, что им делать. Страшно им было домой возвращаться. Некоторые пили, чтобы не замечать, а потом первый взял и разбой устроил… Как это вышло уж не помню, но вроде говорили, что взял он, да и зарезал свою семьи и детей утром, а когда его нашли, он возился с их трупиками и всё говорил, что не они это, не они, что кто-то нацепил их шкуры, а это не они…

Другие просто вешались или в море топились. Капитан, вон, застрелился говорят.

А мы почему эту историю знаем… Мне то её рассказали, но тот, который рассказал, говорит, что ему другой говорил, матрос с Брухера, настоящий, за кружкой пива. Бледный он был, седой, плешивый. Когда закончил, так сразу улыбнулся всеми зубами дырявыми и говорит, что знает, что мы на него смотрим, но ему всё равно, давайте, говорит, мол, смотрите, смотрите… Слушайте и смотрите… А сам он этого при этом… Слепой. Совсем без глаз, и раны грязные гноятся, как будто сам себе их и выдрал…

Старик замолчал.

После его рассказа в пещере воцарилась глубокая тишина.

Затем рассказали другие истории, самые разные, но все они, казалось, говорились шёпотом, и наконец люди, так и не принявши определённого решения, стали расходиться по своим пещерам.

Возвращаясь в свою комнату, я всё время крутил у себя в голове историю старика. Брухер… свои, но другие… Смотрят… Всё это казалось мне смутно знакомым.

Вдруг я вспомнил, что однажды уже сталкивался с подобным — во время моего первого полёта в обитель Вечного Хлада в Мире Пирайи. В один момент на уставились все живые существа в округе. Что это значит? Ничего хорошего. Я сжал губы. Обыкновенно, всевозможные странности, проявления силы кошмара, разнились от мира к миру. Если они были одинаковы… Значит, в этом деле были замешены конкретные сущности.

Владыки.

Они.

Я хмуро повесил голову и вдруг почувствовал лёгкое покалывание в районе затылка, словно на меня в этот самый момент было обращено пристальное внимание. Я немедленно повернулся и увидел, что Крисс, не моргая, таращиться прямо на меня.

—…Очень смешно.

Девушка прыснула и отвернулась.

Я помотал головой и вернулся в свою комнату.

После этого я подождал ещё немного времени и наконец решил прямо сейчас проверить, не появилось ли для меня подходящих носителей. В конце концов, иной раз психика человека настолько разбита, что мы, фантомы, можем овладеть его телом, даже если он ещё бодрствует, хотя это и сложнее, чем захватить сознание спящего.