Зато в груди билось яростное желание жить.

Боже, какой же идиоткой я была, когда собиралась помирать из-за какого-то там Нечаева! Сейчас всё случившееся вообще казалось иллюзорной игрой чего-то больного разума.

Изведя себя вконец, я вырубилась, уснув уткнувшись лбом в руль. Поначалу снился мне один бред: неясные образы, смутные тени, обрывки фраз, которые будто бы облепляли меня, унося куда-то далеко-далеко. А потом туман слегка рассеялся, и передо мной появился лопоухий мальчик, в его глазах читалось явное недовольство.

— Ну ты чего?! — обиженным голосом предъявил он мне. — Ты же почти уже пришла! Как ты можешь сдаться сейчас?!

— Я не специально, — пролепетала как-то совсем по-детски, — но… но я не знаю, что делать. Пытаюсь, пробую… но всё не… получается.

Оправдывалась, сама не очень сознавая за что. Зато мальчонка всё понимал прекрасно.

— Для начала проснись, — посоветовал он, — а дальше разберёмся.

— С чем? — хотела спросить его, но яркий свет ударил мне в лицо, возвращая из небытия. Фоном слышался громкий стук по стеклу и чей-то настоятельный крик:

— Нина Евгеньевна!

***

При свете солнца окружающая действительность больше не воспринималась столь угрожающей и даже лес, который в ночи казался непроходимой тайгой, в какой-то момент рассыпался на мелкие островки, а позже и вовсе перешёл в лысые холмы. Вообще, здесь нашлось место всему — горам, вековым соснам, бескрайним полям, кривоватым берёзкам, разбросанным повсюду, разбитой виляющей дороге… а в центре всего этого расположился его величество Байкал.

На помощь мне пришёл лично глава поселения.

— Велели вас ждать к вечеру, а вас всё нет и нет, — смакуя каждое слово, рассказывал историю моего спасения Ефимов Василий Анатольевич. — Я уже даже было решил, что передумали. Оценили расстояние и испугалась.

— Да нет, — смутилась, — просто… силы, видимо, не рассчитала.

— Да кто ж спорит, — хохотнул мужчина, уверенно преодолевая ухабы и грязевые канавы на танкообразном УАЗе. — Просто нам-то невдомёк было, телефон не доступен. И пойди тут разбери, случилось что или передумали.

— И что же вас толкнуло на поиски? — удивилась я, покрепче вцепившись в поручень над дверцей: машину трясло так, что я уже пару раз стукнулась головой о крышу.

— Так это… Борька явился, за час до рассвета, и говорит: «Езжай ты, Анатолий, спасай свою докторицу».

Деревенский говор с непривычки бил по ушам, но я старалась не обращать на это внимания.

— А Борька — это…?

— О-о-о-о, — расплылся в улыбке мой спаситель, — Борька— это Борька…

Пояснение весьма исчерпывающее.

— Ну а всё же? — проявила настойчивость.

Василий Анатольевич осторожно покосился на меня, словно решая, не сбегу ли я от него. Весь этот налёт таинственности начинал уже напрягать, пришлось заставить себя прикусить язык, дабы не продолжать лезть со своими расспросами. Не хочет говорить? Ну и пожалуйста, сама разберусь.

Но Ефимов, видимо решив, что мне можно доверять, выдал будничным голосом:

— Это наш местный шаман.

Челюсть медленно поползла вниз, на лице тут же расползлась глупая улыбка. До последнего надеялась, что глава поселения всё же признается в том, что пошутил. Но тот с самым благостным видом продолжал ехать дальше.

— Точно шаман? — переспросила я, поднимая из глубин памяти знания, полученные на курсе по психиатрии.

— Шаман, шаман, — как ни в чём не бывало повторил Василий Анатольевич. — Я понимаю, что для вас, как человека далекого от здешних мест, это может звучать странно, даже дико…

— Ещё бы.

— Но местные жители испокон веков верили. Это же древние земли. Среди бурят ещё и не такое встретишь.

— И что же, вы действительно верите в то, что этот ваш… Борис… шаман?

— На самом деле его Боржон зовут, но мы всё Борькой кличем — для русского слуха привычней, да и не дорос ещё.

Я во все глаза смотрела на говорившего, обнаруживая в своём гениальном плане первые дыры: я ничего не знала о том мире, в который собиралась попасть.

***

Программа называлась «Земской доктор». Именно ей было посвящено письмо, однажды прилетевшее мне на электронку. Там были красиво и благородно расписаны перспективы, которые давала работа на селе. Господдержка меня интересовала мало, а вот возможность отдаться любимой работе — более чем. На самом деле, я бы легко, наверное, смогла устроиться в больницу в любом близлежащем городе, но идея уехать куда-нибудь подальше вдруг оказалась тем недостающим звеном, которого так не хватало для успокоения моей израненной душе.