Через несколько минут после смерти Пабло агент спецслужб сообщил об этом в картель Кали. Обрадованный Мигель сообщил начальнику службы безопасности Хорхе, что Пабло мертв, и обнял своего испуганного бухгалтера. Со слезами на глазах Мигель позвонил Хильберто. Братья чуть не заплакали от облегчения. Их телохранители вышли на улицы, сигналили и стреляли из пистолетов. Хорхе посоветовал им отпраздновать это событие наедине. Крестные отцы оплатили счет за спиртное, и работники картеля танцевали до ночи под южноамериканскую музыку, радуясь тому, что война с Пабло наконец-то закончилась.

В честь похорон Пабло Жилберто устроил вечеринку на 200 человек. Услышав среди ночи громкую музыку, военный патруль отправился на поиски и обнаружил множество телохранителей, охранявших припаркованные машины. Командир выяснил, что разрешение на проведение мероприятия не выдавалось, и это вызвало переполох. Военнослужащие ворвались в дом, перекрыли выходы и выключили музыку. Собравшихся выстроили в шеренгу и потребовали предъявить удостоверения личности, прежде чем выпустить из подъезда.

Запертый в доме, Жилберто знал, что если его арестуют, то он может оказаться в тюрьме на долгие годы по обвинению в торговле людьми. Воспользовавшись хаосом, Шахматист скрылся на кухне. Заметив у выхода вооруженного охранника, он придумал план побега. Он взял черпак супа, стоявшего на плите, и разлил его по лицу, бороде и одежде. Весь в ярко-красных пятнах, с бородой, заляпанной остатками пищи, он, спотыкаясь, направился к задней двери и рыгнул. Охранник приказал ему вернуться в дом. Хильберто сказал, что если он немедленно не уйдет, то жена убьет его. Покачав головой, охранник отказался выпустить Жилберто. Тогда крестный извлек свой пенис и помочился на охранника. Разъяренный охранник схватил Хильберто и вышвырнул его на улицу в темноту. Жильберто убежал.

Примерно в то же время, когда Мигель получил известие о смерти Пабло, Хуану Пабло позвонила журналистка. Она сообщила, что полиция убила Пабло в торговом центре «Обелиско» в Медельине. Семнадцатилетнему Хуану Пабло, который разговаривал с Пабло менее десяти минут назад, ее заявление показалось невероятным. В шоке он потребовал объяснить, что Пабло делает в торговом центре, так как это было странное место для него. Репортер настаивал на том, что все подтвердилось. Девушка Хуана Пабло включила радио. По радио сообщили, что Пабло погиб в результате полицейской операции.

В своем заявлении журналисту Хуан Пабло обрушился на врагов своего отца. Он собирался убить тех ублюдков, которые убили его отца. Он сам убьет этих ублюдков. Отказавшись от дальнейших комментариев, он повесил трубку и разрыдался. Когда вся семья плакала в истерике, Хуан Пабло представлял, как он уничтожит своих врагов: он станет еще опаснее, чем Пабло.

Когда эмоциональная реакция утихла, Хуан Пабло понял, что гангстерский образ жизни был ошибочным. Он вспомнил, какой стресс причинил Пабло его семье, сколько людей погибло, включая многих членов семьи и близких друзей. Он не мог пойти по тому же пути, что и его отец. Он пожалел, что поклялся отомстить. Разъяренные враги отца наверняка слышали его слова, сказанные журналисту, и теперь замышляют убийство. Надеясь исправить положение, Хуан Пабло обратился на телеканал и заявил, что не будет мстить. Единственное, что его заботит, — это безопасность его семьи. Они все пострадали. Он хотел работать на благо мира.

После смерти Пабло первым членом семьи, подвергшимся нападению, стал Роберто Эскобар. 7 октября 1992 года брат Пабло сдался властям, не зная, убьют его или посадят в тюрьму. В течение десяти дней он спал на полу в маленькой камере. По обвинению в незаконном побеге из кафедральной тюрьмы ему грозило максимальное наказание в 58 лет.

Через месяц его перевели в тюрьму строгого режима Итагуи, где с ним обращались скорее как с заключенным, чем как с животным. Адвокат, которого Лос Пепес впоследствии убил, принес ему телевизор с мобильным телефоном внутри, чтобы он мог общаться с Пабло в последний год его жизни.

2 декабря 1993 года Роберто находился в своей камере, когда по радио объявили о смерти Пабло. С трудом смирившись с этим, он разрыдался. Услышав, что Хуан Пабло обрушился с критикой на врагов Пабло, Роберто позвонил ему, попросил сохранять спокойствие, как это делал его отец в опасные моменты, и предложил сделать публичное заявление, извинившись за свою вспышку.

Несколько недель прошли как в тумане: Роберто оплакивал потерю брата, а его юридические проблемы отошли на второй план. Ночами, лежа на койке, он вспоминал детство с Пабло, их совместные дни в гасиенде Наполес и их многочисленные побеги от закона. Роберто молился за брата и видел его во сне.

18 декабря Роберто посетил тюремную церковь, чтобы помолиться за Пабло. После беседы со священником он вернулся в свою камеру. Охранник сказал, что пришло письмо от прокурора. Роберто спросил, где оно находится. Указав на небольшую комнату, охранник сказал, что письмо находится там, и Роберто должен зайти в комнату, чтобы прочитать его.

В целях предосторожности Роберто обычно платил кому-нибудь за вскрытие почты. Но в этот раз охранник передал ему письмо с официальными инициалами тюремной системы и печатями контрольных пунктов. Убедившись, что в конверте содержится ответ на поданное им обращение, Роберто решил узнать результат. Взяв в руки конверт, он обратил внимание на его тяжесть.

Разорвав его, он обнаружил зеленый провод. Не успел он среагировать, как перед его лицом взорвалась бомба с письмом. Взрывная волна под подбородком подбросила его вверх, и он ударился головой о потолок, отчего по плитке пошли трещины. Он не мог ничего видеть, ему казалось, что глазные яблоки отсутствуют. Чувствуя запах крови, он молился, чтобы остаться в живых.

Поскольку охранники находились на содержании у картеля Кали, никто не пришел на помощь Роберто. Ползая по полу и пытаясь найти дверь, Роберто понял, что взрывная волна содрала плоть с пальцев его правой руки. Тащась за собой, он услышал, как люди выкрикивают его имя. В течение нескольких часов Роберто оставался в комнате без медицинской помощи. Он решил, что охранники ждут его смерти. Ослепший и уязвимый, он боялся, что кто-то придет, чтобы закончить работу.