— Энгус! — Бардо распахнула дверь. — Энгус, где ты?!

— Мари… — раздался хрип из-за прилавка.

Бардо обогнула стол старьёвщика и увидела хозяина лавки. Старик полусидя опирался на тумбу со своими инструментами, из-под усов текла кровь, нос был сломан, а на полу разрасталась красная лужа… В боку Энгуса торчал кинжал. Мари бросилась к нему.

— Он… пришёл за деньгами. Хотел самое… ценное, — прохрипел Энгус.

— Кто? Кто пришёл? — Бардо приложила свой шарф к ране.

— Здоровый такой… лысый, — старьёвщик качал головой, а глаза его с трудом оставались открытыми.

— Не отключайся, Энгус! Оставайся в сознании! Говори со мной!

— Он не мог… далеко уйти. Ты сможешь догнать его… только вооружись чем-нибудь.

— Я тебя не оставлю! — Мари пыталась справиться с раной, но кровь никак не останавливалась. — У тебя здесь есть телефон?

— Я не дотяну… до приезда врачей. Там канистра в подсобке… — с трудом подняв руку, старик указал на дверь. — Сожги всё, чтобы эти гады из Церкви ничего не получили.

— Нет, сейчас не до этого… — слёзы начали стекать по щекам Бардо. — Да чего же она не останавливается!

Старик трясущейся рукой достал связку ключей из нагрудного кармана. Выбрал один и показал Мари.

— Это от запасного выхода… Как разгорится, беги через подвалы, не хочу, чтобы полицаи тебя здесь… — голова старика поникла, рука с ключами упала на залитый кровью пол.

Мари плача взяла связку и оставила старика. Она вынула кинжал из его бока и бросила к остальному товару. Лужа под старьёвщиком расползлась ещё сильнее. Утирая слёзы, Бардо заперла лавку изнутри и зашла в подсобку. Канистра стояла под столом, спички лежали в ящике. Мари рывками облила полки с товаром, залила бензином прилавок и самого Энгуса.

Не переставая плакать, Бардо поставила канистру на место и зажгла спичку. Она оглядела лавку. Глянула на ноги старика, торчавшие из-за прилавка. Бросила спичку. Пламя вспыхнуло моментально. Мари закрыла подсобку и, отыскав нужный ключ, открыла запасной выход. Заперла дверь с той стороны и осела на пол под треск дерева и звон лопающегося стекла.

«Нельзя задерживаться».

Мари заставила себя встать и наощупь пошла по тёмному подвалу.

_________________________________________________

Руп припарковался перед альгридской больницей, вышел из машины и глубоко вздохнул. В воздухе пахло приближающейся зимой, опавшие листья тронуло изморозью, а на оголившихся ветвях пели синицы.

Свивер забрал с заднего сиденья бумажный пакет с фруктами и направился к крыльцу. Он сдал пальто и шляпу в гардероб, поднялся по лестнице и направился к палатам. По коридорам, едва волоча ноги, бродили пациенты — в основном Рупу попадались люди преклонного возраста, но изредка встречалась и молодёжь. Одни держались за бока и поясницы, другие опирались на трости или вовсе на костыли, а кто-то просто смотрел в окно, облокотившись о подоконник. Германа среди них не было.

Руперт взглядом отыскал нужную палату и вошёл. В помещении стояли десять коек, бoльшую часть из которых занимали пожилые мужчины. Перед постелью Германа на стуле сидел какой-то старик и играл с ним в карты. Дворецкий выглядел хорошо, даже бодро. Руп улыбнулся.

Герман со смехом вскрыл карты, а игрок напротив вздохнул.

— Как ты это делаешь? — развёл руками старик.

— Опыт. Опыт не стареет, Чарльз, — дворецкий собрал карты и отдал колоду товарищу. — Ох, господин Руперт!..

— Не вставайте, Герман. Я принёс вам фрукты, — Свивер положил пакет на тумбу и уселся на освободившийся стул. — Ну как вы?

— Овсянку вчера подали совсем дрянную, — ухмыльнулся дворецкий. — Но у врача прогнозы хорошие.

— Рад слышать. Кстати, вам тут кое-что пришло, — Руперт достал письмо из внутреннего кармана. — Мари нашла утром в почтовом ящике.

— Давайте посмотрим, — Герман потянулся за очками половинками. — О, так это от моего сына! Славно. Я бы позвонил ему, но ближайший телефон только в регистратуре. Далековато для меня.

Герман развернул конверт и, удерживая листок на вытянутых руках, пробежался глазами по строчкам. Его брови приподнялись, а губы задрожали, в глазах блеснули слёзы.

— Что такое? — напрягся Руперт.

— Я… — Дворецкий утёр слезу и широко улыбнулся. — Я наконец-то стану дедушкой!

— Славная новость, поздравляю!

Руперт и не задумывался о родне Германа. Он когда-то слышал, что у того есть сын, но никогда не спрашивал. Да и дедом он стал запоздало, в его возрасте обычно становятся прадедами.