— Ты останешься жить у меня, — твердо заявила Сона. — Я никуда тебя не отпущу.

Она согрела воды, а когда я вымылся, дала мне новое белье и одежду, выбросив все, что было раньше на мне.

Нельзя сказать, что жизнь Соны сложилась счастливо. Она была всеобщей любимицей в семье. Добрая, веселая и отзывчивая, она в семейной жизни оказалась неудачницей: у нее не было детей.

Первый муж развелся с ней, еще когда мы все жили в Вюгарлы. А второй муж; местный учитель, скоропостижно скончался всего месяц назад. В Минкенде Сона жила с того времени, как мы бежали из Вюгарлы: жила у братьев мужа.

Мы пили чай со свежим чуреком, и тут я рассказал Соне о вторичном похищении Гюльсехэр. Она расплакалась и тоже сообщила горестную весть. Я обомлел: по дороге в Карабах умерли и Гюльянаг, и ее муж. О Яхши Сона ничего не знает. Слыхала лишь, что она с Абдулом поехала вслед за нами, а где они теперь — неизвестно.

Горе за горем! Слезам моим никогда не кончиться.

Сона сказала, что в первую минуту не хотела ничего мне говорить, а потом все же решилась: лучше уж все сразу.

Она постелила мне на веранде, и я тут же заснул, как только голова моя коснулась подушки. Сказывалась усталость последнего года: еще ни разу я не спал так спокойно.

Проспал я много часов подряд. Когда открыл глаза, было темно и тихо, вокруг — глубокая ночь. Я перевернулся на другой бок и снова заснул, а когда проснулся снова, солнце уже поднялось над горизонтом.

На веранде сидел приглашенный Соной брадобрей. Его руки коснулись моей головы, и я замер: я стал похожим на себя прежнего, волосы обрели настоящий цвет, лицо осунулось, но уже не было таким черным.

Я сказал Соне, что собираюсь пойти в Совет к нашему общему двоюродному брату. Она поскучнела.

— Иди, но я не верю, что он что-нибудь сделает для тебя. От него еще никто никакой пользы не видел.

Быть этого не может, чтоб Гочали Ахмедли мне не помог! У входа в Совет я попросил караульного позвать «начальника» (и назвал Гочали), мол, пришел двоюродный брат, который хочет его видеть.

Караульный спросил мое имя, я ответил.

Он отсутствовал недолго.

— Товарищ Ахмедли сказал, что у него нет двоюродного брата с таким именем, — с довольным видом сообщил караульный. И добавил: — А если и есть, сказал товарищ Ахмедли, то у него нет времени, чтобы с ним встречаться.

В растерянности я отступил в сторону. Сона оказалась права. Что мне делать?

Видно, караульный пожалел меня, он наклонился к самому моему уху:

— Если дело у тебя серьезное, то лучше пойти к Азизу Ахмедову. Настоящий начальник здесь он.

Я решил последовать его совету и уговорил караульного:

— Скажи ему, что я был батраком у кочевников целый год, а они не кормили меня и ни копейки не заплатили.

Тот снова поднялся наверх и быстро вернулся, открыл ворота и впустил меня. Я поднялся по лестнице на второй этаж.

В большой комнате за длинным столом, покрытым красной скатертью, сидел молодой мужчина с коротко подстриженными усами. У него было лицо человека, долго жившего в горах, — медное от загара. Когда я вошел, мужчина что-то говорил в трубку, которую держал в руках. А потом положил трубку на рычаг и сказал мне, показав на трубку:

— Телефон. Видел когда-нибудь?

Я мотнул головой:

— Не видел, но в школе рассказывали.

— Ты учился в школе? А откуда ты?

— Зангезурец я.

— Зангезур большой.

— Из Вюгарлы.

— На что жалуешься?

Я повторил то, что рассказал караульному.

— А где ты сейчас живешь?

Я объяснил.

— После обеда за тобой заедут, покажешь дорогу к кочевью. Мы никому не позволим обижать батрака! Советская власть — это власть таких, как ты, бедняков и батраков.

— У меня к вам еще одна просьба!

— Какая?

— Пошлите меня учиться!

— Через месяц придешь ко мне. Будешь учиться! — Он поднялся с места и, подойдя ко мне, пожал мне руку. — Иди домой и жди наших товарищей.

Я ушел от него окрыленный. Да, прав был мой отец, когда боролся за Советскую власть. Именно о такой власти он мечтал. Как жаль, что ни он, ни мать не дожили до этих дней. Если бы это случилось годом раньше! Как бы все иначе обернулось!.. Я точно проснулся от долгого и тяжелого сна.

Когда я рассказал Соне о результатах посещения Совета, она всплеснула руками:

— Пусть аллах сделает все их начинания удачными… — А потом с жаром добавила: — Пусть отсохнут руки у тех, кто издевался над Будагом, пусть отсохнет язык у тех, кто говорил о нем плохо!