Множеству людей было известно, что я изучала эту историю. Мне сразу же пришло на ум имя мистера Невилла, упоминавшего о ней за обеденным столом в тот вечер в Каире. Где присутствовало большинство наших друзей. Не находился ли Сети среди них?

Мысль имела своеобразную безумную притягательность. Этот зловещий мастер маскировки вполне мог бросить всем вызов – сыграть роль человека, хорошо известного и своеобразного, как, например, преподобный Сейс. Однако я не поверила. Никто не испытывал большего уважения к способностям Сети, чем я, но он не нуждался в том, чтобы рисковать. У него имелись секретные союзники и соучастники во всём археологическом мире. Кто-то из наших гостей мог в его присутствии упомянуть о моём интересе к этому сказанию. С сожалением приходилось признать, что эта линия расследования оказалась не более плодотворной, чем другие, рассматриваемые мной. Все пути вели к той же группе, которую я всегда подозревала в предоставлении сведений Гению Преступлений: археологам. Кое-кто из них, возможно, совершал это, абсолютно не подозревая собеседника.

Ни одна из улик не выдерживала критики, когда я пыталась оценить её. Отметив мастерство, с которым бородатый злодей вводил иглу для инъекций в вену Эмерсона, я подумала, что он мог получить медицинское образование. Теперь это подозрение не имело смысла, когда я знала, что речь идёт о Сети. Он несколько раз демонстрировал, что хорошо знаком с использованием и применением различных лекарств. Фактически, напомнила я себе, большинство землекопов знакомо с простыми медицинскими методами, так как им часто приходится иметь дело с травмами, полученными на раскопках.

Другая линия расследования, которая, как я надеялась, ограничит область подозреваемых, тоже вела в тупик. Не все офицеры Суданского экспедиционного корпуса находились в Судане. После падения Хартума многие получили отпуск. Я лично видела знакомое лицо в холле «Шепарда». Я забыла его имя, но вспомнила, где встречала его – в доме генерала Рандла в Санам Абу Доме. Сети не обязательно было находиться в Судане, чтобы получить сведения от офицеров, знавших о нашей экспедиции. В отчаянии я стукнула кулаком по столу. Бутылки и банки яростно задрожали, маленький флакон с одеколоном перевернулся.

Стук упавшей бутылки отозвался эхом стука в дверь. В тот момент я с тоской ожидала только одного человека, но знала, что это не он. Эмерсон никогда не стучал так аккуратно.

– Входите, – безразлично произнесла я.

Это оказалась Берта. Изменение её внешности оказалось настолько удивительным, что я на мгновение забыла о своих мучительных размышлениях. Голова и лицо остались открытыми, она отказалась от траурного чёрного цвета ради халата в сине-белую полоску. Это была мужская галабея. Замужние женщины всегда ходили в чёрном, а так как девочек отдавали замуж в неприлично молодом возрасте, ни одна женская одежда не подошла бы для зрелой фигуры Берты. Хотя галабея была ей великовата, но Берта от этого только выигрывала, потому что ткань была качественной, и я подозревала, что под халатом ничего не надето. Волосы свисали над плечом, заплетённые яркой верёвкой, толстой, как моё запястье. Её лицо было чистым и ненакрашенным, и цвет лица ничем не отличался от моего. Прежде чем я смогла высказаться по этому поводу, она промолвила:

– Я пришла посмотреть, не хочешь ли ты чего-нибудь. Ожог должен сильно тебе докучать.

Честно говоря, ногу буквально разрывало на части, но я не считаю, что станет легче, если постоянно думать об этом.

– Поможет только время. Льда тут явно не хватает.

– Тогда – что-нибудь, что поможет тебе уснуть.

– Я не могу позволить себе притупить свои чувства снотворным, Берта. Мы и без того слишком уязвимы.

– Так ты не ляжешь?

– Почему же? Нет, мне не нужно опираться на тебя. Просто передай мне этот зонтик, ладно?

Это был не тот зонтик, что я взяла с собой утром. Сомневаюсь, что могла бы снова коснуться его. К счастью, у меня всегда есть несколько запасных.

Берта помогла мне переодеться и подала стакан воды. Я чувствовала лёгкую лихорадку, поэтому, когда она смочила носовой платок и начала вытирать мне лицо, я не возражала. Её руки были очень ловкими и нежными. Это навело меня на мысль, и когда она закончила, я сказала:

– Я рада, что ты пришла, Берта. Я хотела поговорить с тобой. Ты никогда не думала выучиться на медсестру?

Вопрос, казалось, изрядно удивил её. Однако я привыкла к тому, что люди подобным образом реагируют на мои замечания. Те, чьи умы не функционируют с гибкостью моего собственного, часто не в состоянии следовать за течением моей мысли.

– Надо немного подумать о твоём будущем, – объяснила я. – Профессия медсестёр открыта для женщин, и, хотя я бы предпочла, чтобы женщины пробивали себе путь в профессиях, где до сих пор господствуют мужчины, мне не кажется, что у тебя хватит силы духа для общественных реформ. А вот сиделкой ты вполне можешь стать, если сможешь преодолеть брезгливость.

– Брезгливость, – задумчиво повторила она. – Думаю, мне это по силам.

– Это всего лишь предложение. Однако тебе следует найти какое-нибудь занятие вроде этого. Я отправлю тебя в Англию, как только нынешнее положение разрешится. Я бы и сейчас это сделала – потому что, откровенно говоря, хотела бы снять с себя ответственность за тебя – если бы предполагала, что ты согласишься уехать.

– Я бы не согласилась. Пока… положение не разрешится. – Руки лежали у неё на коленях, лицо было спокойно. Некоторое время она очень внимательно изучающе смотрела на меня, а потом сказала: