Мой первый опыт в Египте – преследование мумий и лазание вверх и вниз по скалам[75] – убедил меня, что от нижних юбок и тугих корсетов в подобных обстоятельствах одни неприятности. В течение многих лет мой рабочий костюм состоял из шлема, рубашки, сапог и турецких шальвар, или блумеров. Моё первое появление в подобном виде вызвало ужас, но, в конце концов, дамы согласились с заменой юбок на штаны для спортивных занятий. Они были намного удобнее юбок, но тоже имели некоторые недостатки. Я не забуду случай, когда не сумела защитить себя от нападения, потому что не смогла найти карман (и револьвер в нём) среди обильных складок ткани.

Я всегда завидовала изобилию и доступности карманов у джентльменов. Мой пояс с инструментами – нож, водонепроницаемый контейнер для спичек и свечей, походный ящичек, тетрадь, карандаш и множество других полезных предметов – в какой-то мере заменял карманы, но грохот, который эти предметы производили при столкновении между собой, затрудняли возможность незаметно подкрадываться к подозреваемым, а острые края некоторых из них мешали стремительным объятиям, которые так по душе Эмерсону. Я не собиралась отказываться от chatelaine[76], как я его шутливо именовала, но карманы – большие карманы, множество карманов – позволили бы взять с собой ещё больше вещей.

Костюм, вышедший из рук портнихи под моим руководством, был почти идентичен охотничьим костюмам, в которые джентльмены облачались на протяжении многих лет. Повсюду были карманы – внутри куртки, на её верхней части, на полах и сзади. Она покрывала туловище и прилегающую область нижних конечностей. Под неё надевались никербокеры[77] мужского покроя (за исключением несколько большей полноты в верхней части) из соответствующей ткани. Они заправлялись в толстые зашнурованные сапоги. И когда я нахлобучила на голову шлем и упрятала под него волосы, то почувствовала, что являюсь точным портретом молодого джентльмена-исследователя.

Сложив руки и склонив голову, Эмерсон наблюдал за процессом моего одевания с выражением, заставлявшим несколько усомниться в его реакции. Лёгкое дрожание губ могло быть попыткой скрыть как веселье, так и возмущение. Изящно повернувшись перед зеркалом, я обратилась к мужу через плечо:

– Ну? Что скажешь?

Губы Эмерсона приоткрылись.

– Тебе нужны усы.

– У меня есть.– Я вытащила их из нижнего левого кармана куртки и прижала под носом. Усы были рыжими. Я не смогла найти чёрных.

После того, как Эмерсон наконец-то взял себя в руки, я попросила его снова оценить впечатление от моего наряда и серьёзно высказаться по этому поводу. По его просьбе я убрала усы – он утверждал, что с ними о серьёзности нечего и думать. Два-три раза обойдя меня вокруг, он кивнул:

– Молодой джентльмен из тебя, Пибоди, не очень убедителен. Однако одежда весьма подходящая. Возможно, ты сможешь носить её на раскопках – она намного удобнее, чем проклятые блумеры. В них столько ярдов ткани, что я постоянно...

– Нет времени, Эмерсон – прервала я, ускользая от руки, которую он протянул, чтобы выразить свою мысль. – Твой костюм висит в шкафу.

С драматической торжественностью я распахнула двери гардероба.

Во многих лавках на суке (рынке) продавались различные версии местных египетских халатов, пользовавшиеся популярностью у туристов. Мне пришлось какое-то время поискать, прежде чем я нашла ансамбль, который был не только полностью аутентичным, но и особенно подходящим для высокого роста и индивидуалистического характера Эмерсона. Хотя мой супруг и отрицает тот факт, что ему присущи тайная склонность к маскировке и определённый вкус к театральщине. Я решила, что костюм ему понравится – вышитая джубба[78] и тканый кафтан, украшенный золотом хезам (пояс, кушак) и широкие штаны, которые, возможно, носил принц туарегов[79] – тех исключительно мужественных и жестоких пустынных разбойников, которые известны своим отчаявшимся жертвам как «Забытые Богом».

Другое их название – «Закутанные», из-за синих покрывал, обеспечивающих защиту от жары и песчаных бурь. Именно эта деталь сыграла решающую роль в выборе костюма, потому что она заменяла маску, которую, я уверена, Эмерсон ни за что бы не согласился носить. Головной убор, куфия[80], представлял из себя квадратик ткани, удерживавшийся с помощью верёвки. Он благопристойно обрамлял лицо, а вместе с покрывалом оставлял открытыми только глаза.

Эмерсон молча изучал одежду.

– Мы пойдём вместе, – весело заметила я. – Мои брюки и твои юбки.

* * *

Бальный зал был украшен в стиле Людовика XVI и отличался великолепной люстрой, чьи тысячи кристаллов отражали ослепительный блеск огней. Яркие и фантастические наряды гостей наполняли комнату всеми цветами радуги. В основном присутствовали древние египтяне, но некоторые из гостей оказались более изобретательны. Я видела японского самурая и епископа Восточной Церкви[81] в полном облачении, включая митру. Однако моё собственное платье вызвало множество комментариев. Я не испытывала недостатка в партнёрах, и когда кружилась по полу, почтительно поддерживаемая тем или иным джентльменом, то приходила в восторг от того, насколько аккуратно мне удавались энергичные шаги польки и шоттиша[82].