Понимаешь, у меня каникулы, и ты не будешь один. Линда уехала с отцом Максима. — Новая привычка, называть свою мать по имени! — В общем, мы приедем вдвоем. Согласен?

— Вы не застанете меня здесь, — сообщил Тео. — Я люблю тебя, солнышко, ну а теперь позволь мне уехать!

— Эй, папа, подожди…

Ему стоило больших усилий слышать голос своего ребенка и повесить трубку. И все же пути назад не было. Последний прощальный взгляд — и профессор Теобальд Фукс покинул франтовато покрашенную виллу в стиле барокко, сел в такси и уехал.

— Не знаете ли вы какой-нибудь приличный отель в Штутгарте, — осведомился Тео, — недалеко от Шлоссплатца, где можно было бы провести ночь?

— Провести? — Водитель бросил на него изучающий взгляд. — Как вы хотите провести ночь? — Самодовольная улыбка скользнула по его лицу, — Вы хотите развлечься или выспаться?

— Выспаться, — ответил Теобальд. — Предварительно хорошо поев. Знаете такой отель?

Водитель кивнул. Между вокзалом и Шлоссплатцем. Высшего разряда, с отличным баром.

— Отлично, — обрадовался Тео. — Carpe nocem!

— Что это значит? — Чувства шофера колебались между недоверием и тайной надеждой, что речь идет о какой-то непристойности.

— Это латинский, — пояснил Теобальд, и его вдруг подхватила волна предвкушения неслыханной радости. — А значит это: используй ночь!

— Точно, — подтвердил шофер. — Только у меня работа до завтрашнего утра.

— Тогда давайте начнем жизнь с завтрашнего утра и под девизом: Carpe diem! — Используй день!

— Как скажете. — Шофер повернул направо и остановился. — Вот мы и на месте.

Он выключил счетчик, и плата оказалась высока.

— Он нас провел. — Хели тотчас подметил, что Тео побывал дома. — Нет его дорожной сумки, маек, джинсов и куртки. Он сбежал!

Лусиан, с каждым часом все более захватываемый происходящими событиями, поинтересовался:

— А куда?

— Возможно, на Боденское озеро. Там у нас небольшая дача, скорее даже хижина. На природе ему хорошо работается. Но он ничего не взял из художественных принадлежностей.

Загадка за загадкой, к тому же оба не могли похвастаться выдающимися детективными способностями. Во всяком случае, в данный момент.

— Если бы у нас была какая-нибудь зацепка! — сетовал Хели. — Весь вечер Тео просидел между нами, а потом, не успело представление окончиться, как он исчез. Что могло случиться?

— Понятия не имею. — Лусиан чувствовал себя скорее зрителем, чем человеком, стремящимся докопаться до мелочей. — Я находился на сцене, когда вы подошли ко мне. Дяди Тео с вами не было. А больше я ничего не знаю.

— Как раз в эти минуты и произошло нечто важное.

С большим удовольствием Хели отправился бы сейчас к Лоттхен, но та все еще сердилась на него. И вот стоял он здесь, всеми покинутый, если не считать Лусиана, которого вряд ли можно было считать надежной опорой. На письменном столе в беспорядке лежали бумаги. Все вроде бы оставалось как прежде, а мир разрушился. Как и когда-то… Нечто похожее они, он и Тео, уже пережили много лет назад. И почему? Из-за кого? Из-за Дуни.

— Я с удовольствием свернул бы шею твоей тетушке, — фыркнул Хели.

Лусиан, которого невозможно было представить без серьги в ухе или без гитары в руках, уселся на ковре, тихо бренча что-то. Он ухмыльнулся.

— А разве вы не были влюблены в нее — вы оба?

— Когда это было! И вообще — откуда это тебе известно?

— Да разве можно скрыть что-нибудь в такой маленькой семье? — пожимая плечами, ответил Лусиан. — Тетя Дуня рассказывала мне, как вы из-за нее дрались, и что и с Тео, и с тобой у нее что-то было.

— И это она тебе рассказывала? — Хели в раздражении покачал головой. — Слишком сильно сказано.

Он уселся на пол рядом с Лусианом, обхватил руками колени и задумался. Он вспомнил несколько страстных поцелуев, и как у него перехватывало дыхание, и как ему хотелось, чтобы она осталась у него, а она, смеясь, ответила: «Не могу же я встречаться с вами обоими. И это ты должен понять, милый Хели. Но в моем сердце всегда будет гореть огонь, зажженный тобою!»

Между тем от подобного пожара ее сердце должно было бы обуглиться. Но этого не случилось. Сердце ее оставалось холодным.

— Хели, дружище! — Лусиан так хлопнул себя по лбу, что гитара жалобно зазвенела, — Эмиль!