Шрифт:
— Вот-вот… — Герда заложила руки под голову и закатила очи. — Господи! Мужики — это ж такое племя!.. У меня их четыре штуки дома. Сыта по горло…
Тина не удержалась от смеха.
— Бедная, бедная Герда!
Дверь резко распахнулась, и в палату важно вступил доктор Фляйшер со свитой.
— Распрекрасного вам доброго утра, мои дорогие дамы! Ну-с, как наши дела?
Он обходил их одну за другой. А его подопечные, приподнявшись на кроватях, не проявляли при этом особого воодушевления.
— Первые лечебные меры уже подействовали, — съехидничала Тина. — Было бы еще распрекраснее, если бы вы меня выписали!
— Выписать?! Так-так… — Он бегло взглянул на ее больничный листок. — А вот ваш анализ крови говорит совсем о другом.
Знаете, фрау Шёнлес, как мы поступаем с чересчур нетерпеливыми пациентками?
— Не имею понятия.
— По утрам мы им вводим лошадиные дозы снотворного — чтобы спали и спали, а не рассуждали.
— Ах, вот оно что! — в тон его шутке съязвила Тина. — Это, конечно, классный метод. Теперь понимаю, почему у вас такая фамилия! [51]
51
Fleischer — мясник (нем.).
Врач рассмеялся и обратился к Герде:
— Ну, как у вас с утра?
— Спасибочки! — ответствовала та и даже попыталась улыбнуться, что ей, впрочем, не удалось. И со слезами на глазах добавила: — Я слышала, можно что-то сделать… Ну чтоб от этого избавиться. Хотелось бы с вами поговорить.
На мгновение в палате наступила мертвая тишина, и доктор Фляйшер уже набрал воздуха, чтобы что-то сказать, как с койки у окна послышались всхлипывания, а затем и громкий плач. Откинувшись на подушку, Ирина судорожно натягивала на голову одеяло.
Все уставились на нее. Герда прикусила губу и смущенно опустила глаза: мол, ей неудобно, она этого не хотела. Но черт возьми, у нее уже четвертая беременность! А если еще будет и пятая, то с такой оравой она просто не выдержит! И… Герда тоже горько зарыдала. А Тина, со стоном, воздев взгляд в потолок, просто сорвалась:
— Я думала, что здесь нормальная лечебня, а выходит — скорей сумасшедший дом!
Когда обход закончился и Ирина выплакалась, она встала и подошла к шкафу, достала новенькую ночную сорочку и положила ее на кровать. Затем привстала на колени, чтобы отыскать в ночном столике шампунь, лосьон для тела, полотенце. А выпрямившись, увидела, как Тина, взяв в руки сорочку, стала ее восторженно рассматривать и нежно поглаживать.
— Ой, до чего же ласковая, нежная… Это же просто мечта! Ты что — даже на ночь одеваешь такое вот чудо?
Ее горестная, завистливая улыбка смутила Ирину. Она села на кровать и обратила к Тине все еще заплаканное лицо.
В течение пяти дней, что провела здесь с Тиной и Гердой, она уже немного приоткрылась им и даже почувствовала, что обе — каждая по-своему — ей симпатичны, хотя и не во всем разделяли ее суждения и взгляды на жизнь и не могли (особенно Тина) преодолеть барьер, который невольно воздвигала перед ними Ирина при их попытках дальнейшего сближения. Зато обе обладали чертами, которые ей вполне импонировали: были во всем откровенны, простодушны, подчас непредсказуемы. Что и побуждало Ирину держаться с ними все более открыто и просто, хотя это и не было принято в тех кругах, где ей приходилось вращаться. Там все было скрыто, фальшиво и все это именовалось «хорошим тоном».
— Да брось ты, все это просто тряпье — чему тут завидовать?
— Не-ет, не скажи. Все-таки здорово, что ты можешь купить себе все это. Я о таком могу только мечтать, — громко вздохнула Тина.
— Ну, положим, и я не все могу купить, что пожелаю, — подчеркнуто отозвалась Ирина.
— Да-а, понимаю, тебе так бы хотелось ребенка…
— И не только. Еще хотелось бы, например, дружбы, любви.
Она взглянула на свое обручальное кольцо и попыталась представить себе лицо Ларса. Вчера он позвонил ей накоротке. Как-то не хотелось даже, чтобы он ее навещал. А теперь уже витает где-то над облаками. На этот раз — на пути в Австралию.
Она отогнала от себя эти картины и взглянула на Тину.
— Хочешь, примерь на себя. — Кивнула на сорочку, которую та все еще трепетно держала в руках.
— Ты хочешь сказать…
Ирина кивнула.
— Еще бы — не хотеть!
Тина рванула с себя нечто цветастое, что преподнесла ей Рита перед заветной поездкой на Химзее, и мигом скользнула в оранжевую мечту из шифона. Несколько раз покружилась по палате, наблюдая, как воздушный подол сорочки повторяет ее движения.
— Ух! Обалденно! — восклицала она, смеясь и воздевая вверх руки. Затем вдруг упала на кровать и сразу стала тихой, задумчивой…
— Полюбуйтесь-ка на нее! Выглядит, как собачонка, которая хочет снести яйцо, а не знает, как это делается! — это подала реплику Герда, не забыв осуждающе покачать головой.
— А вот у меня возникла идея! — Тина картинно заложила руки за голову. — Еще не знаю точно, как это должно выглядеть… Надо вот только обдумать.
— Так что за идея?
— Ну хорошо. Вот собрались мы здесь — трое совершенно разных женщин. И получается такая штука: то, что для одной является трудной проблемой, для другой — просто заветная мечта. У Ирины, например, хватает денег и прочих земных благ, о которых я могу только грезить. Но ей недостает прежде всего ребенка. Обзавестись им — ее жгучее желание. А вот за деньги это не купишь.