Шрифт:
— Так чту, стало быть не они? — смущенный услышанным, проговорил фон Штраубе.
— Вовсе не обязательно, — задумчиво отозвался комтур. — Вполне могло быть и по-вашему. Братья Жак и Пьер глубоко порочны, а порок иногда порождает не только грехи, но и преступления. Но преступление должно иметь и иную причину, кроме порочности того, кто его совершает. И пока мы не догадываемся о причине, коя могла бы подвигнуть на это деяние наших орденских братьев, мы не можем водрузить на них всю тяжесть наших подозрений… Однако для полноты картины происшедшего нам предстоит посетить также отца Иеронима. Мы уже приехали. Пойдемте же, сын мой.
Слепец занимал келью в доме французской католической миссии, так и оставшейся тут навсегда после кровавой революции в их стране.
Монах, встретивший орденцев, сказал, что отец Иероним сразу по своем возвращении куда-то снова ушел. Нет, не иначе кто-то незримый впрямь водил слепца. Как запросто без всяких поводырей он ходил по городу и как безошибочно всегда возвращался назад!
Вот куда он только ушел? Причем сразу по возвращении из дворца… Фон Штраубе тотчас позабыл о греховодниках Жаке и Пьере, захваченный теперь уж новыми подозрениями.
— Мы подождем его, — сказал граф Литта.
— Да, да, — склонил перед комтуром голову монах. — Келья отца Иеронима вон там. Проходите, отец мой, она никогда не заперта.
Это была действительно не комната, а монашеская келья. На убогих стенах висели только кресты, самые разнообразные, серебренные, бронзовые, терракотовые, совсем уж древние глиняные, а также кнуты для самобичевания и нательные власяные верви, которыми, видимо, слепец укрощал свою могучую плоть. Единственную обстановку составлял грубый деревянный топчан без всякого покрытия. Вероятно, отец Иероним спал на нем, укрываясь одним лишь рыцарским плащом и положив под голову Библию. Так орденским послушникам полагалось провести всего одну ночь, накануне посвящения в рыцари ордена, и то многим приходилось нелегко. Отец же Иероним, словно в назидание орденским неженкам, не отступил от этого и к своим девяноста годам.
Комтур и фон Штраубе присели на этот топчан и принялись ждать.
— Все же странно, что он так быстро ушел… — сказал граф Литта. — Интересно, долго ли нам так сидеть?
И словно в ответ на его вопрос, послышались тяжелые, твердые шаги. Так умел ходить лишь один человек. Затем дверь открылась и слепец вступил в свою келью.
— Это вы, комтур? — приостановившись, спросил отец Иероним. — А рядом с вами кто?
Это также показалось молодому рыцарю странным. Если слепец, пользуясь каким-то своим, присущим ему тоже наитием, безошибочно узнал комтура, то почему он столь же легко не опознал и его, фон Штраубе? Быть может, потому, что уже не числил его среди живых?..
Однако, не дожидаясь ответа, слепец сказал:
— А, рыцарь Штраубе. Узнаю и тебя, сын мой. — И никакой взволнованности, никакого разочарования рыцарь не услыхал в его голосе. — Что же привело вас ко мне?
— Увы, нас привело к вам весьма печальное обстоятельство, отец Иероним, — вздохнул граф. — Совсем недавно погиб один человек…
И снова никак не изменилось лицо старика.
— Что ж, — невозмутимо сказал он, — мир праху его. Люди погибают, такое нередко случается. Вы, должно быть, хотите, чтобы я помолился за его новопреставленную душу? Я, правда, только что с моления, но по такому случаю готов лишний раз посетить храм Божий. Впрочем, это, как и молитва к Господу, никогда не бывает лишним…
— Нет, нет, — перебил его комтур, — тем более что убиенный (а его именно что убили!) вовсе не является нашим единоверцем…
— Так же, как наш новый магистр, — с некоторым укором вставил слепец.
Лицо комтура посуровело.
— Да, как и сей великий монарх, — несколько раздраженно произнес он. И в том же тоне продолжил: — Однако погибнуть вместо него мог — даже должен был! — наш орденский брат, юный фон Штраубе.
— Значит, сам Господь уберег нашего орденского сына, — по-прежнему бесстрастно отозвался слепец...
— А вам разве не любопытно узнать, отец Иероним, как это произошло?
— Любопытство, комтур, покинуло меня вместе с умением видеть дневной свет, — ответствовал суровый рыцарь. — Тем более, уверен, вы сами обо всем сейчас мне поведаете, ведь вы для того и явились, не так ли?
Суровости, однако, и комтуру было не занимать.
— А то, что покушение на рыцаря Штраубе совершил кто-то из орденских братьев, вам тоже нисколько не любопытно? — спросил он.
— И кто же в таком случае? — как о чем-то своеобычном спросил слепец.
— Этого-то мы как раз и не знаем… Пока что не знаем, — подчеркнул граф. — Но думаю, уверен даже — мы узнаем со временем.
— Однако отчего же вы заключили, что именно орденцы причастны к злодеянию?
— Все дело в том, каким образом оно было совершено. Вам, должно быть, известно о хитроумной ловушке, изобретенной много веков назад монахом ордена, неким братом Теофилом?
— Да, камень на веревке, привязанной к дверям, — кивнул отец Иероним.
— Именно! — подтвердил граф.