Шрифт:
— Благословите меня, ваше преосвященство — грехи терзают мою душу, и я страдаю оттого что совершил много злого!
Магнус выполнил его просьбу, перекрестил склонившуюся перед ним седую голову, и негромко сказал, уже не чувствуя что совершает грех, а выполняя лишь пастырский долг.
— Я буду молиться за тебя, сын мой, и Христос сжалится над тобой!
— Если вашему преосвященству потребуется моя жизнь — я отдам ее без единого слова…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«ОСТАНОВИСЬ НА ПЯТИ»
июнь-август 1560 года
Глава 18
— Лукавит принц, ох, как лукавит, видимо, боится меня безмерно и покровительства моего ищет!
Царь Иоанн Васильевич был уже далеко не молод — в августе месяце тридцать лет исполнится, и все они прожил в трудах и заботах, испытывая многие печали и горести. Супруга Анастасия, которую он любил безмерно, еще не оправилась от недавнего пожара, лежала хворая, с трудом поднимаясь со скорбного ложа. Иоанн бы так и сидел с ней рядом, сжимая ладошку, но дела государственные ни на кого не переложишь — нет более веры окружению, бояре только свою выгоду стараются преследовать. Дашь им спуску, всю державу кусками растащат.
Дела в Прибалтике шли хорошо — в Дерпте собиралось большое войско, там главным воеводой пока являлся князь Андрей Курбский, что был доверенным человеком со времен «Избранной Рады», и действовать этим летом предстояло решительно и быстро. Да и цель преследовать, нечего время попусту терять — взять штурмом самую мощную ливонскую крепость Феллин, ключ к средней и южной Ливонии, да и покончить с государством крестоносцев окончательно.
— Ничего, пережили пожар, заново отстроим Москву, — царь прислушался — сквозь окно доносился стук топоров да скрежет пил, иногда доносился грохот падающих из возов бревен. Город горел постоянно, от любой копеечной свечи, которую не загасил нерадивый хозяин, могла погореть целая улица, а если ветер был крепкий, то жители всем миром боролись с разрастающимся прямо на глазах пожаром.
— Дай грамотку Архимагнуса Крестьяновича, посмотреть мне надобно, — царь снова вернулся к делам, вспоминая, как вчера принял посланников от короля датского Фредирика и эзельского епископа, его младшего брата. А называли последнего так по русскому обычаю, с именем-отчеством — владетельная особа все-таки, и права на датский престол у него первостепенные. А раз отец Кристиан, то Крестьянович по созвучию. Архимагнус потому, что среди герцогов всяких, что с ним одно и тоже имя имеют, он самый главный. Впереди всех стоит по значению, ибо властью своей обязанный, не особе королевской как следует, а одной токмо божьей милости, о чем и в грамотах писано сразу же.
Не прост совсем молоденький прелат, раз власть римского папы отринул, и под себя все церковные владения в северной Ливонии подгребает, под свою руку пытается взять. Уже в одном этом он союзник важный. Ибо римский владыка католичество насаждает, а кто супротив с протестом идет — на кострах жгут без милосердия. И поляки его верный оплот на восточных землях, ибо православный люд теснят и угнетают всячески. Архимагнус их явственно боится, оттого и предупреждает русского царя украдкой собственноручно, что магистр ордена католик и ждет помощь от ляхов, которая этим летом и последует обязательно. В чем Магнус полностью уверен, ибо Кетлер ему карами разными грозит.
Дьяк, ведавший посольскими делами, с земным поклоном передал царю требуемый свиток, и снова вернулся за стол, взяв в руки гусиное перо. И замер, готовый в любую минуту записывать царские поручения. Иоанн Васильевич развернул грамотку и нашел заинтересовавшее его место. Впился взглядом в ровные строчки буквиц и непривычно сложенные слова, неправильно написанные к тому же. Но зело понятные, что удивление вызывает, ведь русскому языку, если сказкам о том поверить, оный молодой принц за одну токмо ночь научился, и речью овладел и письмом, пусть таким странным. А не верить сложно — о том царю уже многие отписали, доброхотов у него в земле ливонской хватало.
Отряд литовский подойдет месяца через два в силе тяжкой, чтобы с войсками магистра силу единую составить и Дерпт город под латинян снова подвести, а вашего царского величества войска с отвоеванных отчих земель вышибить со срамом великим.
Царь поморщился, по лицу пробежала гримаса — похвальба ливонцев шла постоянно, как в той же Нарве, пока русские войска штурмом не овладели городом и замком. И принялся внимательно читать дальше:
Войска литовские, гетманом Ходкевичем посланы под началом князя Полубенского, силою до трех тысяч людей воинских. Магистр Кетлер город Ревель за собой полностью укрепил, и, продав земли задвинские, три городка с мызами невеликими, королю польскому Сигизмунду-Августу, на деньги вырученные от продажи той, наемников с иноземных земель собирает. По слухам войско его до десяти тысяч доходит разного рода служивых, но ландскнехтов из земель немецких множество, и гофлейтов местных зело хватает, только кони их не резвые, но выносливые.
И похваляется сей зловредный магистр, инфант террибиль, что умучит воевод твоих. Таким же мукам предаст, как Русина Игнатьева с сыном, после взятия замка Ринген.
Царь остановился, споткнувшись на иноземном слове, но дочитал, от ярости заскрипев зубами. Казнь своего воеводы он спускать был не намерен, приказав замучить два десятка ливонских рыцарей. Но раз дела такие пошли, то орденцы кровью умоются еще раз, он им все прегрешения вспомнит и для острастки накажет еще раз, чтобы накрепко запомнили.
Но спросил дьяка об ином:
— Что за словеса странные и непонятные — инфант террибиль?!
— У толмачей спрашивал, надежа-государь. Рекли, что первое слово гишпанское, так наследника престола там называют, а второе аглицкое, и означает оно ужас, или страх, а может и сновидение кошмарное.