Телефон не прекращая звонил, но я не обращал внимания, прикидывая варианты, но их ничерта не было. Блядь, да как же вес это обернулось таким боком? Как? КАК, сука?! Все перевернулось с ног на голову, ломая мою и без того неидеальную жизнь в щепки.

—Рус звонит, трубку надо знать, он уже в курсе, уверен, и сейчас ему нужен отец. Тем более, учитывая, как подали эту новость все СМИ, тебе нужно с ним говорить.

Следом друг показал мне экран своего телефона. «Жена «порядочного» мэра нашего города застала мужа на горячем и покончила с собой», «Белова кинулась под машину после увиденной сцены с изменой мужа», «Разборки со смертельным исходом? Как мэр города избавился от жены, будучи в объятиях любовницы».

Ваха прокатил по столу мой смартфон, где на экране виднелся улыбающийся и счастливый Рустам. Я медленно взял в руки трубку и ответил на звонок. Сквозь шум и ветер скрипучий и сейчас сиплый голос сына звучал так же, как звучит разорвавшаяся в метре от тебя бомба. Она и приносит максимально осколочных ранений. Она разрывает вместе с собой и тебя.

—Ты подонок, ты тварь, ты что сделал? Что ты сделал?! — визг шин, и мое сердце остановилось на миг. Рустам кричал так, как не кричал никогда. В этом голосе битым стеклом сыпались на меня боль и отчаяние, оно заполонило тело, впиваясь острыми концами в кожу. Я подонок и тварь, безусловно, но я не убивал ее. Не убивал. Не убивал.

Я понимал, что он гнал с бешеной скоростью. Это за ним наблюдалось, когда мы ссорились, а по сопутствующему шуму все было слишком очевидным.

—Рустам, остановись. Я приеду и поговорим, услышь меня. Останови. Машину.

Я сам не замечал, как кричал, у меня сейчас внутри все переворачивалось, а от паники сердце заходилось в таком ритме, что я оглох на мгновение. Только лишь бы он остался цел и невредим, мне больше вообще ничего не надо.

—Знаешь что? Ты иди нахуй, ты и мизинца ее стоишь, вообще ничего не стоишь в этой жизни без мамы. А теперь живи с тем, что я тебя презираю и ненавижу. Ты для меня умер навсегда, нет у меня отца. Я теперь сирота. Запомни это и удавись своей реальностью, где теперь есть только однодневные сифилисные шлюхи, — он продолжал кричать, и сквозь нарастающую истерику я думал только об одном — пусть он останется жив и здоров прямо сейчас. Все остальное я переживу, даже если он отказался от меня.

—Рустам…— но он не слушал уже, послышались короткие гудки, и вся моя реальность сузилась до пределов телефона.

—Найди его, Ваха. Найди его.

Следующие десять минут обернулись для меня сплошным оголенным нервов, искрящим от каждого прикосновения. Я буквально рвал волосы на голове, но, когда мне сказали, что на загородном шоссе знакомый мерседес разбился на скорости, и неизвестно, жив ли водитель, моя жизнь закончилась. В этой гребанной точке боль душевная разрослась до таких масштабов, что меня на части разорвало.

Никогда не думал, что можно умереть и при этом дышать, как обычный человек. За каких-то полчаса я выкурил пачку сигарет, и теперь дышал никотином, но ни грамма успокоения так и не получил.

Не знаю, как я доехал до больницы, не знаю, как выжил доктор, который говорил самые страшные слова в моей жизни.

—Он жив, но очень маловероятно, что ваш сын будет ходить. Слишком серьезные травмы.

—Заткнись, не смей даже произносить этого, — я вцепился ему в шею и начал душить, несмотря на то, что охрана пыталась оторвать меня от мужика, которому все вокруг поклонялись. Лучший хирург города. Хер там, я увезу его в столицу, за границу, я потрачу все состояние, но он выживет и останется здоровым. Других вариантов тут нет, тут вообще больше ничего не будет, кроме как счастливого конца.

Никогда в своей жизни я не молился, я не верил Бога, не сетовал на него, мы были по разные стороны. Я скорее держался особняком, не видя очевидных признаков его существования. Но сейчас, стоя на коленях в палате интенсивной терапии, я впервые в жизни молился, умываясь слезами. За всю свою жизнь я не плакал никогда, ничто не смогло бы заставить меня пустить слезу, а сейчас я не мог остановится. Смотрел на сына, подключенного к множеству разных аппаратов, и, царапая кожу рук, просил Бога, чтобы он не забирал у меня его. Я не смог бы этого пережить никогда, только не Рустам. Пусть забрал бы лучше меня, но не сына.

Я не буду хоронить своего сына, не в этой жизни.

Вот бы вернуть время вспять, поступил бы тогда иначе, но что-то мне подсказывало, что наша с Азизой история в конечном итоге закончилась бы так же. И все равно я бы хоронил свою жену.

Все закручивалось так, что я в любой момент был готов распрощаться со своей жизнью по одной просто причине — семья Агеевых и их жгучее желание разорвать меня на части, чтобы насладиться возмездием. Они имели на это полное право, разумеется, и я принимал эту ситуацию, полностью осознав всю глубину пропасти, в которую упал.

Ничто не смогло бы сейчас облегчить боль утраты, ничто. А боль утраты собственного ребенка сравнима разве что с ампутацией ноги или руки без наркоза. Если тебе вырывают эту конечность с корнем.

СМИ смаковали смерть Азизы как только могли, и сразу всплыли настоящие друзья и товарищи, желающие задавить меня окончательно. Но меньшее, о чем я сейчас думал, — это власть, рейтинги и выборы.

В палату ворвались двое и выволокли меня наружу. Двое — это Айдар, родной брат Азизы, и их отец Айнур Алимович. Описать эту ситуацию было невозможно, они бы меня убили в тот момент уж точно, так свирепо и остервенело набросился на меня сначала один, затем второй. Если бы не охрана тогда…не знаю, что было бы, ведь я был слишком глубоко погружен в свой собственный ад, чтобы сопротивляться. Удары наносились один за одним, еще и еще.