Следовательно: «Трансцендентальное Я», являющееся только самосознанием, — это Бог Спинозы; и мы ничего о нем сказать не можем; «Трансцендентальное Я» — источник категорий-понятий, соотносимых с не пространственно-временным многим, т. е. с вечным многим, это Самость, как его понимала платоновско-аристотелевская, или до-кантов- ская, философия вообще; но это Я — не человеческое, так как считается, что оно может мыслить вне Времени [214] . Следовательно, только «Трансцендентальное Я» как источник схематизируемых категорий, т. е. Понятий, относящихся ко Времени, есть человеческое «Трансцендентальное Я», благодаря которому возможна подлинно человеческая мысль.

Человеческое мышление происходит во Времени, и оно является временным феноменом. В качестве такового оно эмпирично: это докса. Но для того, чтобы было можно приложить Понятие (вечное) к временному, нужно его сначала «схематизировать», т. е. приложить ко Времени как таковому. Это приложение происходит «до» Времени или «вне» Времени. Оно априорно, т. е. неизменно и значимо всегда. Абсолютное Знание, следовательно, это совокупность отношений между Понятием (вечным) и Временем; это совокупность «des synthetischen Grundsatze» /синтетических основоположений/; это онтология Канта.

Теперь посмотрим, какие следствия проистекают из этой кантовской концепции для Мира и для Человека.

В мире природы Время представлено движением. Стало быть, темпорализованное Понятие относится к реальному движению. И то, что делает возможным это темпорализованное Понятие, т. е. «схематизм» или отнесение ко Времени, которое «раньше» Времени, соответствует тому, что делает реально возможным реальное движение, т. е. силе. Значит, сказать, что Понятие (вечное) соотносится со Временем, — это сделать заявку, среди прочего, на динамическое понимание материи и Мира, т. е. на физику сил. Кантовская философия, стало быть, неминуемо должна признать ньютоновскую физику. И наоборот, если Мир действительно таков, каким его описывает физика Ньютона, философию Канта следует принять как явленную истину.

Но даже оставляя в стороне тот факт, что ньютоновский Мир столь же непригоден для проживания в нем Человека, как и геометрический Мир Платона, можно отметить промахи в кантовско-ньютоновском понимании чисто природного Мира. Действительно, невозможность соотнести Понятие с Вечностью в конце концов означает, что абсолютное геометрическое познание Мира невозможно. Иначе говоря, отрицается понятие Космоса, т. е. вечная, или статическая, структура природного Универсума. И потому не объясняется существование вечных структур в Мире: в частности, невозможно объяснить, как это делал Аристотель, биологический вид. И вообще, не объясняются чисто пространственные структуры: с помощью силы объясняют движение планет, например, но не объясняют структуру Солнечной системы. И невозможность объяснения здесь абсолютная: тот факт, что в реальном Мире законы применяются к стабильным сущностям, для Канта представляет «трансцендентальный случай». Можно сказать, что здесь уж ничего не попишешь; и это все, что можно сказать на сей счет.

Конечно, в третьей «Критике» Кант развивает теорию живого существа. Но эта теория значима только в модусе «как если бы», коль скоро третьей «Критике» ничего не соответствует в «Системе»1. И сказанное о животном, в частности, распространяется и на животное вообще, т. е. на Космос: здесь также космология (впрочем, лейбницианская) имеет лишь «регулятивное» значение. И то же нужно сказать о Боге: если Бог — Вечность, то невозможно Знание относительно Бога.

И наконец, если кантовское Знание замкнуто, т. е. оно целостно и окончательно или абсолютно, то мы возвращаемся к теистической, или платонической, схеме двух кругов (рис. 2). Но раз Понятие не соотносится с Вечностью, малый круг навсегда остается чисто гипотетическим (рис. 4). Единственно, убирая его, мы получаем не один-единственный замкнутый круг Гегеля (рис. 5), а неопределенный, расползающийся круг Скептицизма (см. рис. 7). Действительно, отнесение вечного Понятия ко Времени исключает всякую возможность абсолютного соответствия. Самое большее, о чем можно вести речь, так это о вечной бесконечности Времени, могущего заполнить до конца объем вечных категорий-понятий. Мысль, существующая во Времени, никогда этого «конца» не достигнет. Вот почему Кант говорит, что абсолютное Знание — это «unendliche Aufgabe», бесконечное задание.

Посмотрим теперь, что означает кантовская концепция в плане антропологическом.

Понятие вечно, но оно соотносится со Временем. Если Понятие вечно, значит, есть что-то такое в Человеке, что помещает его вне Времени: это свобода, т. е. «Трансцендентальное Я», взятое в качестве «практического Разума» или «чистой Воли». Если есть отношение Понятия со Временем, то также возможно и приложение «чистой Воли» к временной реальности. Но в той мере, в которой существует априорное понятие (что означает здесь: акт свободы), отношение ко Времени устанавливается «до» Времени. Акт свободы, будучи соотнесенным со Временем, находится, следовательно, вне Времени. Это знаменитый «выбор умопостигаемого характера». [215] Этот выбор не темпорален, но он определяет все временное существование Человека, в котором, стало быть, уже нет никакой свободы.

Так мы возвращаемся к платоновскому мифу. Правда, у Платона Понятие соотносится с Вечностью, тогда как у Канта оно соотнесено со Временем. И это различие выражается здесь в том факте, что «трансцендентальный выбор» происходит не как у Платона — сообразно тому, чем Человек является (или был) вне Времени, но сообразно тому, что он есть (или чем будет) во Времени. У Платона речь идет об утверждении, у Канта — об отрицании; там — о становлении во Времени того, что есть вечно, здесь — о том, что ставшее во Времени никогда не будет существовать вечно; там — принятие вечной Природы, здесь — отрицание временной природы. Или лучше сказать так: там — свобода Ангела, либо прилепляющегося к Богу, либо отпадающего от него; здесь — свобода Человека падшего, отмежевывающегося от своего греха в неповторимом вневременном акте свободы1.

Здесь, как и в описании природного Мира, есть, стало быть, прогресс. Но как там, так и здесь имеется неустранимый недостаток. Человек как существо историческое по-прежнему необъясним; непонятен как Мир конкретных вещей, среди которых он живет, так и История, которую он творит, действуя свободно во времени.

Итак, мы пришли к следующему результату:

Первая возможность исключена, потому что неосуществима для Человека. И то же с четвертой возможностью, потому что она упраздняет саму идею истины в собственном смысле слова. Вторая возможность объясняет ее отчасти. Но ни в одном из трех вариантов так и не удается прийти к осознанию Истории, т. е. понять Человека как свободного творца во Времени; в любом случае, если в кантовском, или «критицистском», варианте и можно, в конце концов, говорить о бесконечном процессе исторического развития, то к абсолютному Знанию относительно Истории, а значит, и исторического Человека, прийти нельзя.