Нырнувшего в воду мужика невидимая сила выпнула на берег. Он растянулся на илистом берегу, проморгался, помотал головой, подскочил, перепугался, схватил рубаху и бросился бежать! Он едва кубарем не покатился, хрустя ветками.

Через мгновенье я увидела как там, где река впадает в озеро, шлепает русалка в мокрой рубахе, а высунувшаяся из воды мускулистая рука кидает в нее гребень. Съехавший венок из лесных цветов чуть не упал в воду.

– Я не грубый. Я взаимный! – послышался голос водяного, а я спряталась за деревом. Ну что ж! Подождем!

Я присела, обняв колени. Немного погодя, я привалилась к дереву и стала сонным взглядом следить за озером.

Проснулась я от того, что мне щекочет лицо ветка елки.

– Ай! Колючая! – возмутилась я.

Стоило мне открыть глаза, как елка выровнялась, а я, словно совенок повертела головой, как вдруг увидела, что из воды стали выходить настоящие коровы!

Одна за другой, они выходили на берег. Рыжие, черные, пятнистые, бежевые, цвета вареной сгущенки коровы выглядели так, словно их берут в аренду для рекламы.

– Так, - осмотрелась я. – Мне что теперь сюда каждый день ходить? И какую выбрать? Зависит ли качество молока от цвета коровы?

Коровы все шли, шли, спокойно выходя из озера, и разбредались по берегу. Так! Какую бы из них отбить от стада, чтобы подоить?

Глава 40

Мой взгляд метался от одной коровы к другой. Там вообще есть разница?

Инстинкт самосохранения подсказывал мне, что нужно выбрать коровку поспокойней. Такую, которая меньше всего будет сопротивляться. Кажется, вон та! Со звездочкой на лбу. Она выглядит так, словно заплатила все налоги и познала дзен.

Я подкралась к корове, которая опустила голову, пылесося все вокруг.

– Тэкс! – посмотрела я под корову. Огромное раздутое вымя цепляло высокую траву. Я подставила ведро под него, а потом глянула на саму корову. Коровка пока что невозмутимо жевала, не подозревая, что сейчас ее ограбят на ведро молока.

Корова повернулась ко мне, глядя тяжелым взглядом запаханной огородом супруги, которую пытается склонить к интиму пропьянствовавший все это время муж.

Осторожно поднеся руки в вымени, я стыдливо тронула теплый сосок и слегка потянула его вниз. Я чувствовала себя робким мужичком, который соблазняет опытную прожжённую барышню. Она жует жвачку и смотрит на тебя снисходительным взглядом: «Ты там уже все? Или еще нет, о мой прыткий мачо - ловелас?».

Я отдернула руку от вымени, глядя на то, как шевелится торчащая изо рта трава и как смотрят на меня карие глаза. На мгновенье мой взгляд упал на рога.

В голове под звуки страстно – яростного фламенко пронеслась коррида. Разъяренный бык поднимает клубы пыли и матадора на рога. У матадоров хоть и красивая униформа, но вдовы часто зашивают дырки.

Воображение уже разыгралось. Шлепающие ветки деревьев превратились в аплодирующих зрителей, корова в быка, а я в лихого матадора.

Тряхнув головой, я старательно изгнала страстные ритмы фламенко из головы и снова прикоснулась к вымени.

– Сюда рука, туда рука, - шептала я, делая все, как сказал домовой. – И тянешь, как у мужика… Сюда рука, туда рука тянешь, как у мужика!

Первая струйка брызнула в ведро, а корова ударила себя хвостом, перепугав меня и ведро. Если я перепугалась и отскочила, то ведро отлетело в сторону…

– Это что такое? – спросил сиплый голос. Я тут же запереживала, кто здесь? И бросилась бежать! Кажется, меня заметили! Я попыталась схватить ведро, но корова сделала шаг, едва не наступив на него. Я снова нырнула под корову, схватила веревку и бросилась бежать, пригибаясь, как под обстрелом.

– Стой! – кричал сиплый голос, а я немного потерялась, выискивая глазами тропку. Пока что я спряталась за черную корову и просто переводила дух, глядя на несколько капель молока на донышке ведра.

– Стоять! Ты где? – заорал сиплый голос, а я увидала мужика крестьянской наружности, подпоясанного веревкой. – Ты где?

Ага, щас! Я так и отвечу! Держи карман шире!

Я спряталась и стала красться вдоль коровы.

– Пастухья! – слышался голос.

Коровий хвост отогнал жирных мух, облепивших лоснящиеся бока, а я обернулась на всякий случай. Стоило мне посмотреть обратно, как я уткнулась взглядом в рубаху.

– Вот ты где!

Мужик возник передо мной, а я отпрянула, понимая, что меня поймали!

– Пастухья! – выдал мужик, а я сначала даже не сообразила, что он говорит. И почему мнет в руках шапку.

Седоватые волосы стояли, словно взрыв на макаронной фабрике.

– Пастухья!

Я изумленно смотрела на надвигающегося мужика.

– Сами вы … пастухья! – огрызнулась я, пытаясь встать.

– Девонька! Спаси! Я – пастух! Водяной меня под воду утянул и служить себе заставил! – взмолился дядька, а я удивленно смотрел на него. – Скажи жене моей, Марфе, что в деревне живет, что муж ее живой, у водяного в слугах. Пускай меня вызволяет!