Огромное поместье желтого цвета показалось вдалеке и напомнило мне о том, как давно я не была на море. Оно было похоже на краба, сидящего среди зелени. Две изогнутые лестницы впереди напоминали загребущие руки - клешни: «Мне, мне, мне, все мне!». В высоком окне на втором этаже горел желтый и уютный свет.

Я не видела людей, которые бы суетились вокруг или во дворе. Еще бы! Время позднее, народ, видимо, спит.

По мере приближения я понимала, что поместье куда просторнее, чем кажется. Смутные воспоминания, мои или не мои, смешались в картинку бегства.

– Так! – заметила я, прикидывая, где ребенок? Сначала бы не мешало посмотреть, что там в окошке делается! А для этого нужно подняться по правой лестнице и аккуратненько пройти вдоль стены по тонкому парапету.

Собрав в кучку все годы фитнеса, вычитая из них все хот-доги, я осторожно разулась и стала босиком пробираться по холодному каменному поясу, опоясывающему поместье.

Прилипнув к стене, я стала красться, вспоминая всех человеков – пауков тихим завистливым словом.

Внезапно я услышала разговор, замерев возле окна и не решаясь пошевелиться. Сердце стучало громко и гулко, пока я пыталась проглотить его, чтобы расслышать слова.

– Нашли кормилицу? – спросил мужской голос. Я осторожно выглянула, видя золотую кудрявую макушку.

Кажется, это наш «яжебать»! Ой! «Яжебать» тебя в рот! Чуть не упала!

На секунду я дернулась, едва ли не потеряв равновесие. Но проявив чудеса гибкости, сумела намертво вцепиться пальцами в каменный выступ.

– Спокойствие! – сглотнула я.
– Это не я должна бояться! Это он должен в случае чего обделаться, когда к нему в окно второго этажа с улицы злая баба заглядывает.

– Клич кинули! Всю деревню перебудили, хозяин! – послышался старческий голос. Я снова глянула мельком, видя, как в дверях мнется знакомая бабка. Та самая, которая не пускала Настеньку к барину. – Парасковьей кличут. Только вот недавно родила… Девка хорошая, добрая…

– Это хорошо, - произнес совершенно обычный мужской голос. Даже приятный. Алексашка встал с места. Он был высоким и одетым вовсе, не как колдун. На нем была белая рубаха, штаны и сапоги. Лица я снова не видела, зато видела чуточку оттопыренные уши.

– Проследи за ребенком, - произнес Алексашка, стоя спиной ко мне.

Нет, а что я ожидала услышать? Что самый сильный колдун через слово заливается гадливым смехом с подхрюкиванием и потирает ручки, как муха?

Я решила спрятаться, как вдруг рука, не нащупала камушек – выступ, за который можно ухватиться. Ой! Сердце чуть не охнуло в пятки, а я панически замотала свободной рукой, пытаясь схватить хоть за что – нибудь, пока вторая рука напряженно держала меня до побелевших и сведенных судорогой пальцев.

Мне показалось, или бабка заметила меня? Она посмотрела на меня в тот момент, когда я наконец-то ухватила за уступ. Сердце пульсировало в пальцах, а я пыталась успокоиться.

– Ой! – послышался громкий голос бабки, а я перепугалась до смерти. Сейчас сдаст! Точно сдаст!

На мгновенье зажмурив глаза, я приготовилась в случае обнаружения прыгать вниз. Жизнь начинала приобретать совершенно иные краски, когда я увидела под собой колючие заросли ежевики.

– Ой, что-то у меня сердце не спокойно! – заорала бабка, а я так и не поняла, чего она так орет. Вроде же нормально разговаривала! – Пойдут, дите в спальне проверю! И окно закрою! А то застудится! Я же его в спальне на втором этаже положила!

Спальня? На втором этаже? Так, а что здесь спальня?

– Иди, - произнес Алексашка, усаживаясь за стол.

– Ничего, барин! Не кручинься! Одумается Настасьюшка твоя, вернется! – вздохнула бабка, не желая уходить просто так. – Молодо – зелено. Посидит, поплачет…

– Да что-то не видно, чтобы она сильно убивалась! Мельница снова вертится. Неужели старый мельник часть силы ей все-таки передал? Хотя, помер он раньше. И его бесы у меня! Не может мельница просто так вертеться, - задумчиво произнес Алексашка. – Что-то здесь нечисто.

– Ой, да брось, барин! –снова запричитала бабка. – Ну дура она, молодая! Ну увидала чего лишнего! Или донесли люди добрые! Но что уж тут такого? Ты – барин видный. Девки сами за тобой бегают! Ты хоть уважение имеешь к жене будущей! Другие вон, наберут сенных девок, сделают театр. И это при живой жене! А ты прятался, дабы не смущать ее! Ну вот кто из мужиков до девок не охоч, а? И она это уразумеет со временем! И будете жить счастливо.

– И ведь главное, разрешение на брак выспросил! – усмехнулся Алексашка, тяжело вздохнув и обрушив руку на какую-то бумагу. – А она сбежала!

Он поднял бумагу, посмотрел на нее и снова бросил на стол.

Ого! Неужели он любит Настю? Хотя, разве это любовь? Если любят, то вряд ли будут деревенским девкам под юбки лазить.

– Думаешь, явится она сюда? – внезапно спросил Алексашка.

– Явится, явится, - успокаивала бабка. – Куда денется! Только обида у нее на тебя страшенная!