Никонов Николай Сергеевич. Сорок три года.

Третий уровень дара.

Сродство к земле. Участвовал в боевых действиях с сорок первого. Ушел добровольцем, воевал. Дважды ранен. В последний раз – аккурат за неделю до подписания мира.

Что еще?

Не женат.

Детей не имеет.

Зато имеет проблемы с контролем дара, что привело к частичной блокировке.

– Барин просто… вы ж дела читали? – и опять этот прищур. Пытается поймать на лжи? Маг-аналитика почти нереально. Не лгут они. Ложь слишком выраженно искажает потоки данных.

– Читал.

– И мое?

– И ваше.

– И что там? Нет, если не секрет, конечно, - она хохотнула.

– Зима Желановна Охотова, по мужу Одинцова.

– Я вернула имя.

– И в свое время это вызвало немалый скандал.

– Можно подумать… - проворчала она, отворачиваясь. – Какой в нем смысл? В имени.

– Двадцать девять лет… были замужем. Два года. Ныне разведены. По обоюдному согласию и особому прошению, личным дозволением Его императорского Величества. Дар двунаправленный – трансформация с переносом сути и поиск. В свое время активно разрабатывался именно поиск. Сколько вам было?

– Пятнадцать, - она поморщилась.

– Это было незаконно.

И теперь на него посмотрели уже с умилением. Ну да, идиот. Война началась. Война вспыхнула вдруг, покатила, налетела и так, что, казалось, еще немного и все. Кому какое дело до закона, когда одаренные нужны? Нужны не просто, как воздух.

Сильнее.

Куда сильнее.

– Служили. Вы… прошли всю войну. И ранены были. В Берлине уже. Так?

Кивок.

– И оказались в госпитале. Три награды. Замужество с Одинцовым. Вы стали княжной…

– Было такое.

Она едва заметно морщится. Настолько неприятны воспоминания? И до пояснения она все-таки снисходит.

– Нас хватило на два года. Это много. Потом… да вы знаете. И нет, он не был сволочью. Просто оказалось, что жизнь на войне и жизнь после – две очень разные жизни. Да и еще кое-что…

Кое-что, ставшее неприятным сюрпризом.

В деле это тоже есть. В том, в закрытом деле, доступ к которому стоил Бекшееву немало.

– Мне выплатили неплохие отступные. Нашли место. Дело. И… и в общем, что было, то было.

Она резко вдавила педаль газа, и грузовик дернулся. А Зима, словно спохватившись, сбавила обороты.

– А вы? Я ваше дело не читала? Маг-аналитик. Работали при штабе?

– Там.

– И как?

– По-разному. Но ранен не был. Нас… нас редко выпускали из укрытия. Аналитиков мало. Нужны способности и готовность позволить изменить себя. Не мне вам рассказывать.

– Кстати, как ваша матушка разрешила такое?

– Она не знала. Я… не всегда был послушным сыном.

Зима все же улыбнулась. И как-то стало легче.

– А что до остального… был награжден. По особому списку. Потом, после войны, продолжил служить. Уже на восстановление. Да и в целом… банды, воровство, много всякого дерьма. Я выявлял несоответствия. Потом…

– Инсульт.

– Верно. Восстановление. Попытки работать, но… - Бекшеев развел руками. Кажется, он все же начал согреваться. Хорошо, если так. – Вот и все. Еще… женат. Пока еще.

– Если не хотите…

– Не хочу, - с облегчением согласился Бекшеев. – Что вы скажете о них?

– О ком?

– Я им не понравился. Вашим сослуживцам.

– Успокойтесь, им никто не нравится.

Город показался. И солнце, выглянувшее для разнообразия, щедро плеснуло светом. В нем серые дома показались белыми, да и воздух над городом прояснился. В небо уходили дымы. Плавился паром воздух. И запахло рыбой.

– Кстати, Медведя они тоже недолюбливают. И… просто натура такая. Ничего личного.

Бекшеев кивнул, сделав вид, что верит.

Хотя, конечно, почему бы и не поверить. Натура. Ничего личного.

– Вы здесь около десяти лет живете? Всех знаете?

– Всех или нет, все же людей, как ни странно, тут хватает. Особенно в сезон. Но многих знаю. Тут… привыкнуть надо. Рыбаки вот. Выходят. Рыбу ловят. Краба. Фабрику поставили, ну да потом познакомитесь. Есть еще артели, но тут мало. Артефакты дорогие, а без них рыба портится. Поговаривают, что скоро новые корабли будут, которые там, прямо в море, и станут рыбу… того. Я в этом не особо. Рыбу вообще ненавижу.

Странное место для жизни человека, который ненавидит рыбу.