Тина начала выставлять на поднос чашку, блюдце, сахарницу, насыпала печенья в тарелочку, подумала, не нарезать ли бутербродов с ветчиной и сыром… но вовремя опомнилась.

Нет уж. Больше она не будет искать путей к сердцу мужчины через желудок, пищевод и прочие обходные физиологические тропы. И вообще: зачем ей сердце Федора? Совершенно незачем.

– Вот твой чай, – она поставила на столик чашку. Поднос и прочие атрибуты хорошей хозяйки остались на кухне.

– Спасибо, – поблагодарил Федор, принимая чашку. – А ты не будешь за компанию?

– Не хочется. Извини, схожу переодеться, замерзла, – сказала Тина, потому что Федор, не таясь, рассматривал ее голые плечи и колени.

В спальне, стараясь не потревожить посапывающую Диану, Тина с облегчением сняла платье и надела домашние брюки и блузку. Дома она тоже любила быть элегантной, выцветших халатов или застиранных футболок отродясь не носила.

Расчесала кудряшки пальцами, стянула волосы резинкой и в привычном образе почувствовала себя лучше.

Вернулась в комнату, ступая твердым шагом. В голове она прокручивала слова, которыми сейчас будет выпроваживать непрошеного гостя.

Когда она вошла, Федор окинул ее горящим взглядом – его зеленые глаза сверкнули в полумраке как у кота, – и сказал низким хрипловатым голосом:

– Ты замечательно выглядишь.

Тина торопливо щелкнула выключателем, чтобы сделать обстановку менее интимной, строго глянула на настырного Федора и ойкнула, прикрыв рот ладонью.

– Что такое? – удивился он.

– У тебя кровь на лице!

– Где?

Он провел пальцами по щеке и поморщился.

– Надо же, не заметил… Это Диана меня случайно поцарапала. Хватила ногтями по лицу. Они у нее длинные, как у саблезубого тигра. Ничего страшного.

– Ох уж эти ногти, одни беды от них! – раздосадовано воскликнула Тина и пообещала: – Пока Диана спит, я возьму ножницы и отрежу их ей накоротко.

– Мне нравятся длинные ногти у девушек, – пожал плечами Федор, продолжая озабоченно ощупывать физиономию. – Особенно такие, с камушками блестящими… Не представляю, как вы их приклеиваете. У тебя есть перекись водорода? Кровь засохла, стереть бы…

– Не трогай, пожалуйста, опять кровоточить будет. Садись… я все сделаю.

Она принесла вату и перекись и осторожно приблизилась к Федору. Он покорно задрал лицо вверх. Царапина бежала наискосок от виска к его крупному носу.

«После всего, что Федор перенес по моей вине, я просто обязана на нем жениться», иронично подумала Тина.

Она взяла смоченную ватку и стала осторожно протирать рану.

– Немного повернись… вот так...

Ей было непривычно касаться лица чужого мужчины. Странное ощущение… Она пальцами изучала его плотную кожу, твердые скулы, колючую щеку… с любопытством рассматривала прямые брови, зеленоватые искры глаз под прикрытыми веками, тонкие морщинки, находила седые волоски в бороде. Его одеколон пах терпко, острыми специями. Тине стало жарко, как будто она проглотила кусок перца.

– Не больно? Так хорошо? – спросила она, с нажимом проводя ваткой по его щеке. Второй рукой она машинально придержала его заросший подбородок, и вдруг перепугалась, осознав, как интимно все происходит…

Она стоит совсем рядом с Федором, касается бедром его колена, чувствует тепло его тела и его дыхание, и вырез ее блузки находится прямо перед его глазами.

Идеальная сцена соблазнения. Но совершенно непредусмотренная!

– Мне хорошо, – ответил Федор вкрадчивым хрипловатым голосом и заглянул ей в глаза. Взгляд был пристальный, беззастенчивый и пробрал Тину до мурашек. От Федора шла энергия уверенного в себе мужчины, который хорошо знает что хочет, и не собирается этого скрывать.

Тина моментально осознала, что ее пальцы все еще лежат на его подбородке, и щетина его бороды покалывают ее пальцы. Она поскорее отняла руку – но было поздно. Сердце забилось, мышцы живота сжались, скулы вспыхнули, грудь стиснуло неловкое томление.

Конечно, она понимала, что нравится Федору. Он на нее запал. Жадно следит за ее движениями, не упускает возможности коснуться, пытается впечатлить, говорит с ней особым, вкрадчивым голосом, и всячески намекает о своем желании ее добиться.

Надо признать, ей было приятно. Раньше таких штук мужчины с ней не проделывали. Как-то так повелось, что ее предыдущие отношения начинались с невинной дружеской беседы, с ее заботы, двигались медленно, без напора со стороны мужчин… и ничем не заканчивались. А Федор действует прямо и недвусмысленно. И у него мужская харизма, права тетя Ксеня...

Но это лишнее, и это настораживает! Он не герой ее романа. И он отец Ульяны, ее соперницы.

– Все, – она отошла и закрыла бутылку к перекисью. – Жить будешь. Даже мужественного шрама не останется. Вот лейкопластырь. Заклей.