– А они не бешеные?

– Не думаю. Нет... Хотя...

Он запнулся и взволнованно взглянул на нее.

– Алеша гуляет днем по парку, - сказала она, выражая мысль, одновременно возникшую у обоих.

– У бешеных хвосты бывают опущенные, - возразил он.

– А у этих?

– У этих... не помню, какие были хвосты, но кажется... а впрочем, может быть, и опущенные.

– Даже если не бешеные, все равно могут укусить или испугать.

Кирпичная краска медленно разлилась по лицу императора. Он резко встал, вышел из комнаты, сердито махая руками, пробежал коридор и распахнул дверь в небольшую приемную.

Оттолкнув вскочившего при его появлении офицера, он сделал несколько шагов, потом повернулся и сдавленным голосом приказал:

– Дежурного офицера!

Дежурный офицер появился, придерживая шашку. Он подошел, наклоняясь вперед, напрягая ноги и воинственно отбивая шаг. По дворцу уже шли, множились и усложнялись слухи. Офицер ждал приказа скакать, вызывать, командовать. Щелкнув шпорами, он одеревенел в двух шагах от императора.

– Появились?
– сказал император тем неестественным голосом, которым телефонная барышня говорит "позвонила".
– Почему у вас безобразие? Почему у вас по парку бегают собаки? Скоро медведи начнут бегать! Почему никто не смотрит за порядком? Может быть, я должен за всем смотреть?

И с удовольствием глядя на искривленное ужасом лицо офицера, император бросил:

– Благоволите немедленно переловить и уничтожить бегающих по парку собак.

Он вернулся в спальню в решительном и воинственном настроении, которое не было исчерпано отданным распоряжением. Оставалась еще порция раздражения, которая искала выхода. Подойдя к кровати, он, не глядя на императрицу, сказал:

– А ты знаешь, Вилли объявил мне сегодня войну...

И тут же испугался - императрица, крестясь и всхлипывая, утирая слезы тыльной стороной ладони и дрожа подбородком, выпростала из-под одеяла ноги и встала.

ЗАМЕТКИ К РОМАНУ "ЛИЛЛЬ"

Я хотел бы задать вам несколько вопросов, история. Я задавал их другим, но среди беглых и случайных ответов мне хочется услышать ваш авторитетный бас.

Человек движется углами и кривыми. Он переходит из положения А в положение Б.

Старый собор рисовался в вечернем небе, как острая готическая буква.

Война, как квинтэссенция всех несчастий.

Мелкие несчастья жизни, собранные в ужасающей массе. Снаряд, начиненный мелкими огорчениями. Машина несчастий.

Те самые буквы, которые идут на изготовление любовной записки и детской песни, составляют смертный приговор.

Возмущенный обыватель - кролики начинают кусаться... (Кактус покрылся колючками.)

Примерный набросок картины:

Пушечный завод.

Объявление войны - в Германии - в трамваях, в кафе, на заводе, на улице. Разговоры мертвых (справки петитом). В роте.

Убийство эрцгерцога.

Появление слухов в пограничных городах.

Шейдеман у канцлера.

Паника.

(Использовать "Преступл. полковника Редля". Сюжетное построение сцен, "жили два брата").

Здесь нужен Багрицкий: "От черного хлеба и верной жены" и "Ночь".

Офицеры генерального штаба почти в такой же степени отличаются от армейских, в какой армейские отличаются от штатских. В то время как армейские трудятся над муштрой потных и бестолковых солдат, над выравниванием носков и выпячиванием грудей, поворачивая солдат направо, налево, кругом, - штабные командуют войной, ею самой.

Франц-Иосиф страстно любил иллюстрированные журналы.

Думали ли эти люди, захваченные поразительной новостью, отданные во власть сенсации, целиком поглощенные фактом войны, ее первоначальным видом: пятнами приказов на стенах, передвижением взволнованных толп, криком газетчиков, - думали ли, что они являются добычей историков? Что они одеты в старомодные, подпирающие подбородки воротнички, что их женщины носят шляпы с огромными полями и платья с тренами и перехватами на ногах, что их солдаты одеты в красные брюки и синие мундиры образца 1914 года?

У революции нет песен - одни гимны.

Несколько брызг крови на бумаге.

И когда вы будете воевать (а воевать вы будете!), когда свистнут первые пули (а они уже лежат, заготовленные для вас, миллионами пачек в арсеналах и складах), - ...

А солдат обучен,

А пулемет смазан,

А карта развернута

(и помечена синим карандашом)

Ощущение шло медленно, как запаздывающая телеграмма. Оно шло по системе нервов, задерживаясь на разветвлениях, - от пальцев перешло к локтю, предплечью и т.д.