Благодаря ему я стал может и не идеальным, но точно мужиком с базовыми принципами и ценностями. По молодости да в пубертате творил разное, но без фанатизма.

Пробовать любил всякое, гормоны бушевали, плющило во все стороны. Некритично, в целом.

Состояние сейчас не фонтан, бывало и получше, но я подмигиваю доку и так же излучаю позитив. Плевать, что легкое пробито и кровищи чет слишком много как при обычном пулевом.

Я их перевидал море, потому что спецназ — это не только девок цеплять на стальную бицуху и прессуху. Нас обычно вообще кидают в самые кизяки, ну и я, разумеется, совсем не тот человек, который будет отсиживаться в сторонке.

Всегда мчусь вперед в чертов замес, но при этом делаю это крайне незаметно для врага. Может потому и Тенью прозвали. Сегодня что-то пошло не так, и мы хоть и накрыли белым полотенцем покупку крупной партия наркоты, но немного отстрелялись.

— Ха, зубья обломают и подавятся, — широко распахиваю глаза, стараясь не уплывать в вязкую жижу бессознанки. Но хочется. Сильно. Бляха, кевларовый броник и прошла пуля? Я чет сильно верить всегда хотел, что они — самые надежные. Но не при выстреле в упор, наверное. Ля, песня.

— Бодя, держись, три минуты до прибытия.

— Хоть пять… — отвечаю, понимая, что все-таки меня нехило рубит, клинит и все сразу. В теле разливается удушающая легкость, она пришибает с каждой секундой все больше. Нельзя засыпать, да. Надо быть в эфире, что называется.

— Тень, когда вычухаешься, в какой бар пойдем девок цеплять? Или ты со своей решил помириться?

Вопрос повисает в воздухе маленькой соломинкой, и я за нее ухватываюсь, стараясь толкать сознание на внятный ответ. Хуйня-вопрос, если честно, потому что ни с кем мириться я не собираюсь.

— Не, по бабам так по бабам, — моргаю очень медленно и довольно сильно прикусываю губу. Теперь у меня уважительная причина, самоволка, гуляй — не хочу. Трахать теперь баб — не перетрахать.

— А я женюсь, — слишком серьезно звучит от Мекса. — Шуткую.

Все ржут, потому что от Мекса только женитьбы ждать.

У меня своя печаль по этому поводу. Не дождаться с армии пацана — это убийство веры. Нагло пиздеть, что ждешь, — вообще должно наказываться по УК. А еще херовее осознавать, что ты чуть в жены не взял слабую напередок, о гулянках которой знал почти весь город, а ты прозрел последним спустя несколько лет. «Ты со своей армией один останешься навсегда» бросила мне бывшая невеста в лицо, размазывая грязь по телу.

Предать военного — это в целом отдельный вид предательства, за него прилетает всегда больнее всего в ответ от кармы.

У нас по факту психика шаткая, и любые личные качели так или иначе отображаются на психоэмоциональном состоянии.

Потом начинает работа с психологом и прочая фигня, до которой обычно никто не хочет доходить, но надо: иначе атмосфера в коллективе портится. Она и так портится в случаях долгих воздержаний в командировках или на сборах. Сперматоксикоз еще никому в плюс не встал.

— А я никогда не женюсь, — мечтательно улыбаюсь, моргая еще медленнее. С виду может показаться, что я редко открываю глаза, наверное.

— Правильно, будем пробовать всех молодых и красивых.

— Согласен, — и дальше погружаюсь в темноту. Тень в темноте, ха-ха. Я ж медленно моргаю, вы че? Не сплю точно. Так мечтаю о том, как выйду из больнички и пойду по бабам…

В следующее свое пробуждение мне до пиздецов хочется пить, а еще в голове возникает стойкое ощущение тумана. Может мне теперь не тенью быть? Туманом было бы логичнее.

Наведя резкость, я скашиваю мутный взгляд в сторону движения возле своей руки. Взрыв на макаронной фабрике темным пятном упорно маячит перед глазами, а затем я вижу лицо. Смотрю в упор и пропадаю…

Любовь Ивановна находит меня в конце дня и легонько трепет за щечку, это бессменный ритуал с тех пор, как она впервые пришла к нам с родителями в гости.

Все потому что она — мамина наставница, и в свое время именно она помогла ей на подобной практике в больнице, но не в этой. Я, как и мама, хочу идти с низов, конечно, но меня сюда направил мой куратор по другой причине…

— Белова, ты не станешь доктором никогда, — грубо рубанул словами Михаил Зиновьевич. Я прикуса губу и заставила себя придушить рыдания.

— Почему? — спросила я, как будто совсем не понимала причин. Разумеется, понимала.

— Ты сейчас издеваешься надо мной? Потому что ты даже при виде фото, где есть кровь, норовишь упасть в обморок. Ты себе это как представляешь? Я буду давить на то, чтобы тебя исключили. И мне плевать, кто твой отец…