— В школе, — робко ответила я.

— В такой, как эта?

— Нет. В музыкальной школе. Разве эта школа плохая?

— Нормалек. Но музыке здесь не научат. Химико-биологический наклон.

— А где научат музыке? — моя робость постепенно исчезала. Я задавала вопрос за вопросом и я не знаю почему я с ним разговаривала.

— Я бы тебе сказал в рифму, где…

Он отстранился, сделал шаг назад.

В дверях появилась Оксана Рудольфовна, застучала каблуками, подошла к столу.

— Женя, ты пришел, — легкая улыбка появилась на ее лице.

Женя?? Я округлила глаза в неудобных линзах настолько, насколько это возможно. Значит, его звали Женя. Женя! Точно также как и меня, а Джексон это просто прозвище. Ну конечно же… Почему я раньше об этом не догадалась.

Оксана Рудольфовна перевела взгляд на меня, вскинув брови.

— Здравствуйте! — бабуля всегда учила меня здороваться, при любых обстоятельствах, даже когда эти обстоятельства складываются не самым удачным образом.

— Здравствуй! — она положила нотные тетради на стол и снова изучающе смотрела на меня.

А дальше я молчала. Вот он момент взять ноги в руки и бежать, пока трамваи ходят. Я набрала рот воды и больше ничего не могла ответить. Хотя нет… Ответила, совсем не то, что должна была ответить:

— Я зайду позже.

Наверное, они подумали про меня: «странная», но когда я вышла из кабинета, то почувствовала себя намного увереннее. Нет, Женя так нельзя! Мой отец военный, он лез под пули, смотрел в опасности в лицо, а я? А я его дочь и полная противоположность. Чтобы сказала бабуля? А бабуля бы снова покачала своей седой головой и сказала, что язык мне нужен для того, чтобы разговаривать.

Что такое не везет и как с этим бороться? Из головы никак не выходил Джексон по той самой причине: рассказал ли он Оксане Рудольфовне или нет? Когда я ее в очередной раз встретила возле учительской, то поняла, что нет — он ничего ей не рассказал. Потому что она дружелюбно улыбнулась мне и не сделала замечаний.

Сегодня по литературе нам задали Булгакова. Если честно я не в восторге от его произведений. Мне больше по душе зарубежная литература и как говорит мой отец: «Гоголь со своей шинелью». Да, Гоголя я перечитала всего от корки до корки. Это если говорить о классике. Но я ко всем заданным урокам я привыкла относиться ответственно. Поэтому пошла в школьную библиотеку, где опять столкнулась с ним. Опять Джексон. Это, наверное, стало какой-то закономерностью, постоянно встречаться с ним.

Джексон смотрел на меня как-то по-другому. Глаза его не были такими холодными. Я уткнулась взглядом в серый порог, через который кстати, чуть не грохнулась, когда уходила с вниз опущенной головой.

Когда я быстрым шагом шла по длинному коридору, мне казалось Джексон смотрел мне вслед, затем я обернулась. Именно так все и было. Он стоял возле библиотеки, заправив руки в карманы светлых джинсов и не сводил с меня пристального взгляда.

Я прибавила шаг, почти бежала.

Он окликнул меня, когда я выбежала из здания и почти дошла до баскетбольного поля. Я слышала, как он мне кричал:

— Эй, ты! Подожди!

Я прижала «Собачье сердце» сильнее к груди и побежала. Блин, это же школьный учебник! Школьный, я переживала за книгу, что на ней останется след от его модного кроссовка, может еще хуже он мог вырвать страницы и запустить их вверх, как почтовых голубей к хмурому, серому небу. Но пока я думала об этом, он меня догнал. Бегал он очень быстро.

Даже очень быстро бегал. Я вспомнила своего отца, уроки физкультуры, которые давались с трудом. Когда мне исполнилось семь лет, отец решил сделать из меня спортсменку, (все же он ждал мальчика) и отдал в секцию по каратэ. На второй день мне разбили губу и бабушка вступилась. Так и сказала отцу: «Сам своими копытами махай»!

В общем, с каратэ было покончено, начато было с прекрасного — с уроков музыки.

Отец бабулю боялся, наверное, это единственное кого он боялся, но иногда я выходила с ним на пробежку. Мы бегали с ним в парке по кругу и мне даже нравилось, когда плеер, наушники, музыка и свежий ветер дул в лицо. Поэтому бегала я хорошо, но как казалось Джексон — еще лучше.

Прямой взгляд, плечи расправлены. Он бежал мне навстречу. Я посмотрела на него и подумала: если бы Джексон участвовал в соревнованиях по бегу, он явно сейчас лидировал, обрывая красную ленту финишной прямой.

Он перегородил мне путь и тяжело дышал. Я дышала еще тяжелее, потому что не знала, что ему в очередной раз нужно от меня.

— Приходи завтра в «Парус», — сказал он и выдохнул.

— Что такое «Парус»?

— Наша тренировочная база. Жду тебя в восемь.

— У меня много уроков, я не смогу.

— Не волнует, — он отрицательно закачал головой и скрестил руки на груди. — Не придёшь — пожалеешь.

Нет, это не звучала, как угроза, хотя я даже не знала, как расценивать такой ответ. В каком смысле пожалею? Буду плакать и страдать, потому что проскользнула фраза: «репетиция». Или пожалею, потому что этот крутой парень уже один раз довел меня до слез.