— Ты лжёшь! Огава-сан не могла такого сделать! — прошептала Рина, даже в темноте я видел, как сильно она побледнела.

— Уходи! — проговорила Мари, опускаясь на колени и закрывая руками лицо. Я бросился к ней обнял, прижал к себе и Мари разрыдалась бурно и горько, словно обиженный ребёнок.

— Уходи, — попросил я Рину. Моя злость на сестру прошла, осталась только горечь.

— Ты думаешь, мне легко?! — прошептала Рина.

— Тебя все любят! Тобой восхищаются! Я моложе тебя на шестнадцать лет, но Такаши предпочёл тебя мне! Зачем ты дала мне жизнь? Лучше было мне умереть!

Слёзы потекли по щекам Рины, она повернулась чтобы уйти, но Мари оттолкнув меня вскочила и повисла на дочери.

— Рина! Рина! Я люблю тебя! Прости меня за то, что вывалила всё это на тебя! Я не хотела! — шептала Мари покрывая поцелуями лицо дочери. Рина не вырывалась, рыдая она прижалась к матери и Мари принялась гладить её по голове дрожащей рукой. Я вдруг ощутил себя лишним и не сказав больше ни слова вышел из комнаты аккуратно прикрыв за собой дверь. Вернувшись к себе, я лёг на футон и сразу уснул.

На следующий день была суббота, рано утром приехал мой старик и мы сели завтракать полным так сказать составом. Я заметил, что отношения между Мари и Риной сильно переменились. Моя мачеха больше не отводила испуганно глаза встречаясь взглядом с дочерью. Теперь в её взгляде была лишь нежность и гордость. Рина же, похоже, смущалась, но всё же, кажется, тоже была не против. Отец тоже заметил перемену в их отношении друг к другу и то и дело расплывался в счастливой, глупой улыбке. Наш лагерь литературного клуба заканчивался завтра и видимо это было основной причиной того, что Эндо-сан выглядела грустной и подавленной. Однако она немного оттаяла, когда мы начали репетировать наш спектакль. В ней принял участие и отец, хотя Мари, сидя с пьесой в руках, приходилось постоянно подсказывать ему, так как текст он совершенно не знал. Однако видя, как, несмотря на свой нелепый вид, старается мой старик, я тоже начал выкладываться изо всех сил. Когда мы закончили, Мари наградила нас бурными аплодисментами. Рина подошла к ней, как ребенок, ищущий одобрения и Мари стала заботливо поправлять ей волосы. У меня возникло такое ощущение, что моя сводная сестра после вчерашнего слегка впала в детство и Мари всячески это поощряла.

— Давайте сыграем нашу постановку, во время культурного фестиваля! — предложила Имамура.

«Час от часу не легче!» — подумал я с тоской.

Когда мы перед ужином ненадолго остались наедине, Мари прошептала, прикоснувшись пальчиками к моей руке:

— Спасибо, Такаши-кун!

Опять меня благодарят, хотя я, собственно, ничего и не сделал!

Вечером мы разожгли большой костёр. Эндо и Имамура, исчезли на какое-то время, но потом тоже присоединились к нам. В отблесках пламени, отбрасываемых костром, я видел счастливое личико Мари, сжимавшей в своей руке руку дочери и мне от чего-то было очень грустно. На следующий день, мы до обеда наводили порядок, сжигали мусор и собирали свои вещи. Пообедав, заперли двери и двинулись в обратный путь по извилистой, узкой горной тропинке. Спуск дался Имамуре и Эндо-сан гораздо легче, чем подъём. Возможно потому, что спускаться проще чем карабкаться наверх, а может быть из-за того, что обе девушки немного окрепли за эту неделю. Все мы еле-еле поместились в большой внедорожник отца. Рина несколько раз оглядывалась на гору, с которой мы только, что спустились, пока она не скрылась из виду. Уже скоро мимо нас побежали дома и через каких-нибудь два часа мы были уже в Токио. «Так странно, ещё утром мы жгли мусор во дворе нашего лесного домика, а теперь я уже снова в городе!» — думал я. Глядя на Рину и переполненную счастьем Мари, я снова, как тогда в сарае ощутил себя третьим лишним.

Мой старик развёз Имамуру и Эндо-сан по домам, это было вполне в его стиле. Думаю, ему просто хотелось покрасоваться перед сенсеем. Когда Эндо выходила из машины, лицо её было настолько бледным, что казалось почти серым.

— Увидимся в школе! — сказала ей Имамура, Эндо не ответила, мы уже отъехали, а она всё ещё стояла у обочины дороги, небольшой синий рюкзак сиротливо прижимался к её ногам. Я взглянул на Акиру, она хмурилась, щёки у неё были красными. Кажется, никто кроме меня не замечал того, что происходит между Имамурой и Эндо-сан. Отец оживлённо болтал с Мари, а Рина отвернувшись смотрела в окно. Можно было сказать, что моя сводная сестра ведёт себя странно, но я уже привык к тому, что подобные приступы меланхолии время от времени с ней случались. К нашему дому мы подъехали, когда был уже вечер.

— Давайте пиццу закажем? — предложил отец.

— Отличная идея! — восхитилась Миура-сенсей, у неё уже несколько раз бурчало в животе от голода, и она очаровательно смущалась. Я подумал, что сейчас ей приходится кормить двоих, а не только себя. То, что мы стали теперь большой семьей, я особенно остро почувствовал, когда таскал наши вещи в дом. Мари устала, она улеглась на диване закинув длинные ноги на подлокотник и не желала сдвигаться с места пока не привезут еду. Рина сразу ушла наверх в свою спальню и нам с отцом пришлось самим таскать рюкзаки и сумки. Пока отец звонил в пиццерию, я поднялся наверх и в своей комнате наткнулся на Рину сидевшую на моей кровати.

Я уселся с ней рядом. Некоторое время мы сидели молча.

— Ты как? — спросил я.

— А как ты думаешь? — отвечала Рина с горечью

— Как бы ты себя чувствовал если бы узнал, что твой отец издевался над твоей мамой? Прости, я не хотела! — спохватилась она.

— Ничего, всё нормально, — я не знал, что ей сказать, просто ничего не приходило в голову.

— Я хочу завтра кое-куда съездить! — сказала мне Рина, — прикроешь меня?

Завтра начинался второй семестр.

— Я поеду с тобой! — сказал я ей.

Рина посмотрела на меня.

— Дурак ты, Такаши-кун! — сейчас в её устах это прозвучало как похвала.

Утром я немного проспал. Спускаясь вниз, я боялся, что Рина ушла без меня, но она сидела внизу, чашка с остывшим кофе стояла перед ней на столе. Она подняла на меня покрасневшие глаза.

— Почему ты меня не разбудила? — спросил я.

— Давай никуда не поедем! — умоляюще прошептала Рина.

Я сед рядом с ней, вид у меня был всё ещё взлохмаченный и нелепый.