Охотница заметила взгляд, как будто ждала его с момента, когда они вместе заставили Зою с Лаской уйти из гарнизона на ферму к Бурому и остались в комнате одни.

— Что смотришь? Я знаю, что ты скажешь. Что я могу и должна уйти? Что обычном человеку нет места среди титанов? И по-твоему, я должна струсить? Или поставить свою жизнь выше общей цели?

— Смазку.

— Что смазку?

— Я жду, когда ты закончишь, чтобы попросить у тебя немного оружейной смазки. Мне-то ни огнестрела, ни смазки так и не выдали.

Рина бросила в него масленкой и некоторое время раздраженно молчала.

— Вот этой рукой, — она показала правую раскрытую ладонь, — в пятнадцать лет я впервые зарубила взрослого мужчину. Нам дали бой несколько поселков сразу. Их воины не могли сравниться с нашими, но были хорошо вооружены и мотивированы. Их вел мудрый командир. Несколько врагов зашли во фланг и смяла его внезапным ударом. Я находилась в группе стрелков, в основном женщин и подростков. Мы оказались лицом к лицу со смертью. У меня единственной был меч.

Последняя деталь автомата, сухо щелкнув, встала на место. Рина вставила магазин, сняла и отставила оружие в сторону, к стене. Из вещмешка она выудила громоздкий пистолет, для ближнего боя, и начала его разбирать.

— Думаешь, я девчонка вроде Зойки или потаскухи Ирмы? Что я, сидя у печки, по вечерам вышивала крестиком, а потом на сеновале с подружками обсуждала, как вчера на берегу реки целовалась с горячим красавчиком из соседнего села, и как он запустил мне руки под подол, а я влепила ему пощечину и убежала, хотя саму едва держали ноги, так хотелось остаться?

— Посмотрел бы я на того храбреца, что задрал бы тебе подол.

— Ну ты же задрал.

— Я уже извинился.

— Ладно, забудь. Даже если бы и нашелся такой храбрец, я бы может и с радостью его поцеловала. Вот только вместо шитья у печки я по вечерам учила северные диалекты казахского и китайского, а по ночам училась стрелять из лука на звук или отсыпалась перед ранним выходом на охоту.

Босой понимающе хмыкнул.

— Чтобы глупые девчонки могли обсуждать на сеновале горячие поцелуи, кто-то должен ходить на охоту. И учить северные диалекты.

Уже пару минут боровшаяся с затвором пистолета Рина наконец отсоединила его и подняла взгляд на ловчего:

— Вот поэтому я и останусь драться. Потому что кто-то должен.

Ключ от Зала Истины хранился в столе разводящего на опорнике на Плетке. Под прикрытием рыси Зоя без труда добыла его и проскользнула в холл здешней лаборатории, а потом и в сам Зал, благо, дверь всегда хорошо смазывали, и она не скрипела.

Темнота не мешала Ласке видеть и передавать картинку хозяйке. Они двигались осторожно, стараясь не произвести ни звука, чтобы не побеспокоить хозяев Зала и не разрушить невидимость.

«Туда», — Зоя мысленно показала на ближний к двери угол, где не было ни одного чудища.

Рысь выбор не одобрила. Возле стены пролегала тропинка, по которой время от времени проходили живущие в Зале кляксы. Зачем и почему они бродили вдоль стен и насколько часто, Ласка не знала, и все же рисковать не стоило.

Пришлось пройти к единственной свободной от куч переплетенных друг с другом чудищ колонне почти в самом центре. Зоя постелила на унавоженный пол запасенное одеяло, прижалась спиной к холодному бетону колонны и зажала ладошками нос и рот.

Пахло падалью и гнилью. Не помогала даже специальная ароматическая мазь, которую Сыны наносили внутрь носа, когда заходили в глубины логовищ, и все же она позволяла сдерживать отвращение и тошноту.

Благо, просидеть в Зале предстояло недолго. Если верить рассказам Суркова и Березкина, гррахи нападали в начале дня.

Когда снаружи начнется бой, Ласка услышит и подаст знак.

Нужно было только дождаться.

Зое очень хотелось закрыть глаза и заснуть, чтобы не пялиться широко открытыми от страха глазами в темноту, не слышать, как возятся, шелестя грязной склизкой шерстью уродливые пучеглазые чудища, как они еле слышно посвистывают и тявкают, когда ссорятся и затевают свары.

Босой рассказывал, как проводил в логовищах множество часов, и приходилось как-то даже зарываться в кучу навоза, но и ему не приходилось сидеть вот так, прямо в центре наполненного чудищами зала.

Ласка почувствовала тревогу и страх Хозяйки, и сделала то, что использовала уже не раз, когда Зое становилось грустно и плохо. Она достала из памяти все самые лучшие воспоминания, и отправила их Хозяйке в голову, как передавала всегда обычную зрительную картинку.

Перед глазами Зои замелькали образы ранней весны, подснежников в проталинах и пробивавшихся на поверхность у каждой нагретой солнцем кочки звенящих ручьев. Она вспомнила те бесконечно счастливые летние дни, когда с самого утра удавалось ускользнуть из дома, и они бродили по душистым цветущим лугам, купались в речке, прятались ото всех на полянках глухих темных сосняков и играли, играли, играли.