– Бофар тоже довольно плохо владеет мечом. Но знаешь, что самое интересное?
– Юноша играючи взмахнул мечом, поддел им лежащий у ее ног похожий стеклянный меч, только меньше и тоньше.
– Когда я с помощью дара отдаю приказ защищаться - он все делает правильно. Хоть потом и воет от боли в мышцах с непривычки.

Эмеральд сердито сплюнула под ноги. Отпихнула от себя меч ногой, но Фрэнсис осклабился.

– Неправильный ответ. Тебе придется меня послушаться. Ты не сможешь противостоять мне, сиротка.

Секундой позже кривая улыбка померкла, а глаза сузились. Он сосредоточился на ее мыслях, неторопливо скользнул в вязкие мысли девушки, не дав ей опомниться.

“Подними меч. Встань в такую же стойку. Копируй мои движения”.

А дальше началась изнурительная тренировка. Конечно, Фрэнсис тренировал в первую очередь свой дар. Физические способности его вполне устраивали. Поэтому ему было все равно кто перед ним - Бофар, случайный воин или сиротка. Ему было важно расширить границы своей магии. Он хотел ощущение полной власти в своих руках. Фрэнсис верил, что именно его дар поможет ему однажды заполучить корону.

Когда через час мокрая как мышь Эми упала в воду, споткнувшись о торчавшую из-под земли ветку, она отстраненно поняла, что ее голову отпустили. Несчастная и уставшая девушка обессиленно лежала на мелководье, одно лицо торчало из теплой воды. В Дуаре даже озеро не давало ни капли прохлады. Сил, чтобы встать не было от слова вообще. Безумный принц загонял ее как лошадь.

В горле горело от попыток вдохнуть больше воздуха, конечности не слушались. Она думала, что ее вырвет, так было плохо, голова кружилась. Но организм еще как-то держался, лишь пальцы подрагивали - после захвата эфеса меча.

В небе показалось лицо Фрэнсиса. Он возвышался над ней, прямо как тогда в лесу у Золотой Лиры.

– Не помрешь тут?

Эмеральд поняла, что снова может говорить, но отвечать ему не хотелось. Она даже не могла повернуться на бок и привстать, так и лежала на мелководье, не чувствуя своего тела от усталости. Но больше от чужого вторжения в разум. Ей было все равно если она захлебнется от теплой противной воды, так сильно ею одолело безразличие ко всему.

– Так бывает с непривычки. Я забылся.

Наклонившись к ней и сжав ее рубашку под воротом в кулак, он дернул девушку на себя, выдергивая из воды.

– В Абальгоне водятся водяницы, утащат в три счета, - предупредил он.

Язык не ворочался, она вновь промолчала. В глазах совсем потемнело, веки отяжелели. Когда, он отпустил ее рубашку, она плашмя полетела обратно в воду. Но не ударилась, принц успел ее поймать.

Чертыхаясь, он вытащил ее из воды и закинул к себе на плечо, будто заплечный мешок, удерживая под коленями. С нее текла вода, с одежды, с волос. Одежда Фрэнсиса тут же намокла, но он даже не заметил. Зашагал в сторону замка, обернувшись к вынырнувшей на поверхность разочарованной водянице. Синеватое лицо было раздутым от воды.

– В другой раз, - хмыкнул юноша.
– В другой раз.

**

Глава 15

Принц запугал ее, пригрозив изощренными приказами, если хоть слово пикнет Аскону о их тренировках. Эмеральд молчала. Слишком хорошо вспоминался серый холод в глазах, равнодушие мерзавца, когда она, уставшая, падала без сил ему в ноги. Чуть ли не лицом на сапоги.

Она знала, что ему ничего не стоит приказать ей сделать что-нибудь гнусное, она даже не хотела это представлять. Поэтому помалкивала, никому не говорила о происходящем. А когда до Аскона дошли слухи о том, что эти двое часто пропадают у озера, она всего лишь пожала плечами, объясняя ему:

– Фрэнсис учит меня сражаться на мечах.

– Зачем это ему?
– с подозрением спросил Аскон.

Кажется, он ей мало поверил. Аскон слишком хорошо знал своих сыновей, чтобы верить в их бескорыстную помощь.

– Наверное, ему скучно.

Сощурив глаза, Аскон принял ее объяснение, но сам вскоре отправил человека, который подглядывал за одной из таких тренировок. Услышанное ему не понравилось. В замке разразился скандал, и дар Фрэнсиса приглушили с помощью снадобья почти на целую неделю. Только глухой не слышал, как орал Аскон о своей нелюбви к сыновьям, и особенно к младшему.

– Лучше бы ты не родился, сученыш!

Побледневшему вмиг сыну он залепил оглушительную пощечину, а потом позвал Веруча.

Лежа пластом за решеткой в подземелье, принц мучался от головных болей и тошноты. Вся пища давно вышла, его рвало безостановочно несколько часов. Бледно-зеленый, взмокший и грязный, он лежал на соломе и со всей дикой яростью проклинал сиротку.

Эмеральд боялась к нему спускаться, она понимала, что ее присутствие вызовет только новую волну гнева.

“Сам виноват. Нечего было впутывать меня во все это”, - хмуро думала она.