Она схватила его за руку:

– Ты же не думаешь, что Ральфи Глик?..

– Был схвачен мстительным духом Губерта Марстена, который возвращается к жизни раз в три года в полнолуние?

– Да, что-то вроде...

– Не спрашивай меня, если хочешь, чтобы тебя успокоили. Не забывай, я тот ребенок, который открыл дверь в спальню на верхнем этаже и увидел, как он висит на балке.

– Это не ответ.

– Да, не ответ. Позволь мне сказать тебе еще кое-что, прежде чем я объясню тебе, что я думаю. Минелла Кори сказала мне, что в мире есть злые люди. Действительно злые, по-настоящему. Иногда мы слышим о них, но чаще они действуют в полной неизвестности. Она сказала, что на ее долю досталось проклятие знать двух таких людей. Один - Адольф Гитлер. Другой ее зять Губерт Марстен.
– Он помолчал.
– Она рассказала, что в день смерти своей сестры была в трехста милях отсюда - в Кейп Коде, служила там экономкой. Она как раз делала салат в большой деревянной миске. Примерно в два часа дня она почувствовала что-то вроде удара по голове и услышала ружейный выстрел. Она говорит, что упала на пол. Когда она поднялась (в доме никого больше не было), оказалось, что прошло двадцать минут. Она взглянула на миску - и закричала. Ей показалось, что миска полна крови.

– Боже, - пробормотала Сьюзен.

– Через минуту все пришло в норму. Никакой головной боли, ничего в миске, кроме салата. Но она знала - знала!
– что ее сестра умерла, что она убита выстрелом в голову.

– Это только ее рассказ.

– Только. Но она не шутник с богатой фантазией, она старуха, у которой не хватило бы мозгов на ложь. Но это, в конце концов, меня не беспокоит. Такого рода явления уже достаточно известны. В то, что Бидди передала сообщение о своей смерти за триста миль, мне не так трудно поверить, как в то зло - действительно чудовищное зло, которое мне иногда видится скрытым в недрах этого дома.

Ты спросила меня, что я думаю. Я скажу. Я думаю, что в телепатию людям верить легко, - эта вера им, в общем, ничего не стоит и не мешает спать по ночам. Но мысль о том, что зло, сделанное человеком, может жить после него, беспокоит сильнее.

Он взглянул в сторону Марстен Хауза и проговорил:

– Я думаю, этот дом может быть марстеновским памятником злу. Этакий сверхъестественный маяк, если хочешь. Все эти годы он хранит концентрированное зло Губерта в истлевающих костях.

– А теперь в нем опять живут.

– И опять кто-то исчез, - он повернулся к ней и взял ее голову в ладони.
– Видишь ли, мне это и присниться не могло, когда я сюда возвращался. Я собирался снять его и... ох, не знаю. Победить свои страхи, что ли... Или, может, лучше окунуться в темную атмосферу, чтобы написать книгу на миллион долларов. Как бы то ни было, я думал, что смогу контролировать положение. Я ведь не был уже девятилетним мальчишкой. Но теперь...

– Что теперь, Бен?

– Теперь в нем живут!
– он потерял власть над собой и ударил кулаком по ладони.
– Теперь я не контролирую положение. Исчез маленький мальчик, и я не знаю, что это значит. Это может вовсе не относиться к дому, но... я не верю, что не относится.

– Призраки? Духи?

– Необязательно. Может, просто безвредный парень, который восхищался домом в детстве, купил его - и стал... одержимым.

– Ты знаешь что-нибудь о...
– начала она в тревоге.

– О новых арендаторах? Нет. Я только гадаю. Но я предпочитаю, чтобы это была одержимость, чем...

– Чем что?

Он произнес просто:

– Может быть, еще один злой человек.

Анна Нортон высматривала их в окно. Она уже звонила к Спенсеру. "Нет, - сказала мисс Куген с явной издевательской усмешкой, - здесь их не было. Не заходили".

"Где ты была, Сьюзен? Ох, где же ты была?"

Губы ее исказились в беспощадной уродливой гримасе.

"Уходи прочь, Бен Мерс. Уходи и оставь ее в покое".

– Сделай для меня одну вещь, Бен.

– Все что угодно.

– Не говори обо всем этом больше никому в городе. Никому.

Он улыбнулся:

– Не беспокойся. Я не спешу в психиатричку.

– Ты запираешь свою комнату у Евы?

– Нет.

– Я бы впредь запирала. Тебя подозревают.

– Ты тоже?

– Может, и подозревала бы, если б я тебя не любила.

И она торопливо пошла по подъездной дорожке, оставив его смотреть вслед.

Вернувшись к Еве, он обнаружил, что не может ни писать, ни спать. Поэтому он забрался в "ситроен" и после минутной нерешительности направился к Деллу.

Там было дымно, людно и шумно. Оркестр брал громкостью то, чего не мог взять качеством. Около сорока пар, почти все в голубых джинсах, толклись на танцевальной площадке.

Стулья около бара были заняты рабочими с фабрики и стройки. Рабочие носили одинаковые грубые ботинки и одинаково пили пиво из стаканов.

Три официантки с вышитыми золотом именами на белых блузках (Джекки, Тони, Ширли) кружили между столами и стойкой. За прилавком Делл наливал пиво, а в другом углу человек, похожий на ястреба, смешивал коктейли.

Бен направился к бару, огибая танцплощадку, и вдруг услышал:

– Бен, приятель! Как дела?

Возле бара сидел Хорек Крэйг с недопитым стаканом пива.

– Привет, Хорек, - Бен сел рядом. Он обрадовался знакомому, и ему нравился Хорек.

– Решил испробовать ночной жизни, парень?
– Хорек улыбнулся и хлопнул его по плечу.